ЭРМЯУТАЖ (Сценарий полнометражного анимационного фильма. Дмитрий Титов © 2017.)

Приключения музейных кошек в борьбе с крысами, пожелавшими вернуться во дворец и благоденствовать там, как сотни лет назад. 

Кошки переднего плана:

Марсик – молодой кот (голос подростка 12 лет) породы «Русская-голубая». Прямой, незатейливый, отважный, влюблён в директорскую кошку Эмму.

Эмма – молодая, красивая, зеленоглазая, грациозная, избалованная, любимая кошка директора музея, живёт в его кабинете, породы «Египетская», но не лысая.

Пуха – молодой кот – очень  пушистый, полноватый, трусоватый, товарищ Марсика.

Баламара – опытный, взрослый кот, рыжий, отличающийся ростом и мощью от остальных – предводитель кошачьего сообщества, живущего во дворце. Слегка зануден, консервативен, но мужик боевой, если что.

Тихон – опытный, взрослый кот, не без мудрости, но простоват. Марсик называет его папой, но Тихон не русская-голубая. Очень не русская-голубая.

Стёпка и Эзоп – шустрые юные коты.

Характеры остальных кошек проявляются в зависимости от предложенных обстоятельств.

Крысы переднего плана:

Белоснежка – крупная белая крыса, альбинос, средних лет – скандальна, временами визглива, артистична, имеет авторитет, красноречива, хитра.

Акакий – крупный крыс – телохранитель и преданный слуга Белоснежки. Туповат, но предприимчив.

Лёлик – второй телохранитель и слуга Белоснежки, товарищ Акакия. Тупее Акакия, чуть мельче, но всё равно крупнее других крыс, трусоват.

Характеры остальных крыс – по обстоятельствам.

Люди переднего плана:

Сергей Петрович (Петрович) – директор музея. Ответственный за всё, постоянно погруженный в дела, серьёзный, корректный, рассудительный мужчина 55 – 60 лет. Тщательно скрываемое добродушие проявляется при общении с любимой кошкой Эммой.

Эдмон Тырин – хозяйственник в музее, директор по контрактам и пр. Тщедушный, суетливый, вороватый, лысоватый, трусоватый, 45 лет. Единственная его любовь – ручная серая крыса Муся, живущая у него дома. Муся – восторженная глупышка.

Умелец – уголовный тип, специализирующийся на скупке, кражах, подделках, махинациях, мастер на все руки, изображает из себя своего парня, весельчака. Коренастый, коварный. 50 лет.

Ревизор  — тощий мужчина в плаще и шляпе, с бородкой, лет 60-и, взяточник из санитарной конторы.

Тётя Маша – хлопотливая кормилица музейных кошек. Простая, добрая, говорливая, ласковая женщина пенсионного возраста.

Реставратор Дмитрий Олегович – очень пожилой, умненький, совестливый дед. Опытный специалист с неважной памятью, эрудит и острослов.

Таня – реставратор в подчинении Дмитрия Олеговича. Хрупкая девушка, лет 35. Скромный, ответственный труженик.

Характеры второстепенных героев – в предложенных обстоятельствах.

Синопсис 

Накануне жёстких холодов городские канализационные крысы под предводительством Белоснежки ищут способ выдворить из дворца-музея кошачье сообщество, чтобы занять их место. В музее недавно открылись кафе, а значит, там есть кухни и продукты. Помимо продуктов, в музее всегда есть что погрызть, но главное – это подвал – тёплая база в историческом центре города, откуда по подземным коммуникациям можно совершать набеги в многочисленные кафе и ресторанчики, расположенные в округе.

Сначала крысы пытаются дискредитировать кошек в глазах руководства музея. Две крысы, волею случая попавшие вечером в кафе музея, утаскивают из холодильника рыбу, умышленно оставляя на полу кошачьи следы. Однако кошек в музее любят, и крысиная подстава никого не убеждает. Кроме одного сотрудника – Эдмона Тырина. Он тоже не любит кошек. Но не только потому, что любит домашнюю крыску Мусю. И не потому,  что вездесущие кошки иногда являются свидетелями того, как Тырин ворует в музее всё, что плохо лежит, чтобы продать своему приятелю – скупщику Умельцу. В сговоре с крысиным братством Тырин тоже не состоит. Основной мотив удаления кошек для Тырина – это возможность закупить огромное количество приборов отпугивания в музее грызунов – неких ультразвуковых излучателей. Вместе с мошенником Умельцем он очень хочет погреть на этой сделке руки. А пока кошки в музее, такие приборы там просто не нужны.

Тырин подкупает нерадивого специалиста городской санитарной службы, чтобы тот убедил директора избавиться от кошек, наличие которых в музее может, якобы, пагубно сказаться на здоровье посетителей музея – например, на аллергиков. Директор легко распознаёт мздоимца и корректно с ним прощается.

Тырин не успокаивается. Он тайно проносит в музей свою ручную крыску Мусю, тайно фотографирует её прямо на музейных экспонатах, а утром не только предъявляет снимки директору, но и лжёт, что лично видел в экспозициях десятки грызунов. При этом клевещет на, якобы, разленившееся кошачье сообщество. Директор не может не верить сотруднику, и он озабочен главным – безопасностью экспонатов музея. К великой радости Тырина, директор всё же принимает решение закупить для музея ультразвуковые излучатели.

Тырин вместе с Умельцем, уже настрогавшим множество поддельных излучателей, оформляет липовый договор музея, как бы, с солидной фирмой-поставщиком. Первая партия излучателей немедленно поступают в музей и, по указанию директора, срочно монтируются в залах экспозиции.

В это же время крысы становятся обладателями старинного документа – чертежа здания дворца, в котором указан забытый всеми узкий тоннель для слива воды из подвалов в канализацию – после возможного сильного наводнения, затопившего подвалы. Через этот тоннель, реализуя коварный план, посредством валериановых капель крысы выманивают всё кошачье сообщество из подвала музея в городскую канализацию, запирает в глухом пространстве и тем самым обрекает на неминуемую гибель. Сами грызуны через этот же тоннель оккупируют подвалы дворца и прячутся, поскольку уже наступает утро.

Утро начинается со страшной для всех новости – из подвалов музея исчезли кошки. Сотрудники не знают, что и думать. Тётя Маша – кормилица кошачьего братства – в страшном горе. Директор требует немедленно отключить ультразвуковые излучатели, полагая, что именно они явились причиной кошачьего исхода, и серьёзно опасаясь, что они могут быть опасны и для посетителей музея. Весь день проходит в суете. Тырин звонит Умельцу и сообщает ему, что его излучатели оказались слишком мощными – все кошки удрали. На что Умелец лишь смеётся. И проговаривается, что его приборы вообще не являются излучателями чего либо, в них только провод с сопротивлением и лампочка. Тырин в шоке. А Умелец жалеет о сказанном, понимает, что Тырин, случись разоблачение, укажет на него, на Умельца, и тогда правосудия не избежать. И Умелец решает ликвидировать ставшего опасным партнёра Тырина.

Директор, понимая, что музей остался без защиты, несёт свою кабинетную кошку Эмму в зал экспозиции, сажает рядом с излучателем и включает его. Эмма вообще никак не реагирует на излучение. То есть, полагает директор, возможно, кошки ушли совсем не из-за излучателей. Включать их на ночь, или не включать?

Только двух молодых котов, скучно дежурящих на чердаке музея, миновала страшная участь кошачьего братства. Это Марсик, наказанный главным котом Баламарой за сон на посту, и Пуха – от него слишком много шерсти, а чесать он себя не даёт. Почувствовав общую беду, коты не без хлопот спускаются с чердака вниз, в подвалы. К ним присоединяется и директорская египтянка Эмма, пассия Марсика. Однако притаившиеся в подвале крысы берут их в плен и запирают до утра, сами же проникают в залы экспозиции и ночью устраивают там настоящие бесчинства. В эту ночь не спится ни директору, переживающему за музей, оставшийся без охраны кошек и с выключенными излучателями, ни Тырину,  дрожащему от мысли, что его разоблачат, ни Умельцу, который занят тем, что подкладывает бомбу под днище автомобиля Тырина во дворе его дома.

Ближе к утру Марсику, Пуху и Эмме удаётся освободиться из плена, но где искать собратьев они не знают. И тогда Эмма, являясь потомком древнего египетского рода, реализует свою способность – говорить с духами. Втроём они обращаются к кошачьим предкам, и в подвал является дух почившего недавно кота Ярополка. Он-то и подсказывает, где в подвале находится люк в сливной тоннель, и где в городской канализации заточили кошек. Марсик, Пух и Эмма спасают собратьев и возвращают их в подвал. Там кошки прячутся, ожидая скорого возвращения крыс после ночных гуляний по музею, и когда те возвращаются, берут их в страшное, зубастое и когтистое кольцо и выпроваживают – обратно, в канализацию.

Директор, так и не уснувший до утра, приезжает в музей на такси – задолго до начала рабочего дня, и обнаруживает дежурного оператора пульта видеонаблюдения преступно спящим на посту, а на мониторе – зависшее изображение веселящихся в экспозиционных залах крыс.

Не выспавшийся Эдмон Тырин едет на работу на своём заминированном автомобиле и уже возле самого музея, на набережной, засыпает за рулём и сшибает ограждение незакрытого на проезжей части канализационного люка. Именно там, на дне этого люка, остановилось для выслушивания мстительной речи Белоснежки её крысиное войско, с позором выгнанное из дворца. В этот момент всё ведающий дух кота Ярополка встречает рассвет на крыше музея, видит сложившуюся на набережной дорожную ситуацию и слегка вмешивается в судьбы простых смертных. В результате машину Тырина встряхивает на сбитом ограждении, магнитная бомба отваливается от днища, летит прямиком в люк и ставит точку в программой речи Белоснежки. Взрыв. Крысы живы, но сильно наполнены пессимизмом. А Тырин попадает в Травмпункт.

Утро в музее начинается с оценки ущерба. В кабинете директора собирается ученый совет. Директор сообщает о том, что уже отдал распоряжение немедленно проверить излучатели и включить их, если они безопасны для людей. Разгром в кафе и огрызки мебели, гобеленов, шпалер, буклетов и книг, аудиогидов – ещё не самое страшное: на заседание является реставратор Таня и предъявляет почти полностью съеденное полотно одного из мировых шедевров – «Черного квадрата» Малевича. Приходит и инженер-электрик и сообщает, что излучатели являются откровенной подделкой. И, наконец, прибегает счастливая тётя Маша и кричит, что все кошки вернулись.

Изголодавшимся кошкам в подвал приносят еду. Приходит туда и директор, берёт на руки любимую Эмму, замечает и Марсика, который тоже очень хочет следовать за Эммой. У Марсика и Эммы даже складывается впечатление, что так и будет, но нет. Спустя час Марсик опять, как и каждый день, встречается с Эммой на директорском подоконнике – она внутри, он снаружи, в хлопьях ноябрьской пурги. А в кабинет директора приходит с большим опозданием пожилой реставратор и извиняющимся тоном признаётся, что крысы, видимо, съели не оригинал «Чёрного квадрата», а его копию, которую он сделал на время реставрации оригинала, год назад. А когда возвращали на место, оригинал с копией перепутали, и он всё это время висел на стенке в музейной реставрационной мастерской. И съели этот шедевр только потому, что у реставратора закончилась черная краска, и копию квадрата он ночью, в спешке, через трафарет набил на полотно черноплодным вареньем своей коллеги.

Измотанный за последние сутки директор впервые улыбается. А спустя секунды уже хохочет до слёз в компании с пожилым реставратором, чему немало удивляется на подоконнике влюблённая египтянка Эмма.

*******

 

СЦЕНАРИЙ 

Диктор: В одном прекрасном городе, в подвалах императорского дворца жили-были кошки. Почти 300 лет назад их поселили там, чтобы избавиться от мышей и крыс. Давно уже дворец стал музеем, а кошки живут там и по сей день. И эта, на первый взгляд, сытая и беззаботная кошачья жизнь на самом деле полна интриг и приключений.

Видеоряд под дикторский текст:

Санкт-Петербург. Наше время. Конец ноября. Ранний вечер. Слабый снег. Полёт над старинным центром города – сначала в узких улочках, над пустыми дворами, через небольшие каналы, над припорошенными снегом крышами, затем над широкими проспектами, дворцами, замками, шпилями, над просторами реки, над островами и площадьми.

Ранний вечер. Эрмитаж. В кабинете директора. Снежок за окном.

Директор музея – Петрович, в огромном красивом кабинете, за дубовым столом, заставленным стопами всевозможных книг, папок, бумаг — что-то пишет. Вдруг оборачивается в кресле и обращает внимание на любимую кошку – молодую зеленоглазую Эмму. Та сидит на широком подоконнике между горшков с растениями и внимательно смотрит на улицу. Петрович встаёт и идёт к ней:

Петрович: Эмма… Красавица моя!.. Ну, и что ты там увидела?

С улицы видно, как Петрович подходит к окну (на первом этаже), бережно берёт Эмму на руки и уносит вглубь кабинета. Уже с его рук, через плечо, Эмма всё еще стремится дотянуться взглядом до молодого кота Марсика, сидящего возле здания на тёплой канализационной крышке, вокруг которой растаял снег. Марсик, вытянув шею, трепетно наблюдает, как уносят Эмму. Теперь видно, что здание, в окне которого сидела Эмма, это великолепный Зимний дворец русских царей. Потеряв объект сердечного наблюдения, Марсик буднично оглядывается по сторонам и, оставляя в слабом снегу цепочку следов, трусит в направлении одного из подвальных окошек здания музея. Между тем, под люком теплоцентрали, на котором только что сидел Марсик, глубоко внизу, в грязи и сырости, идёт своя жизнь.

2.

Подземные городские коммуникации. Просторный круглый тоннель с множеством всяческих кабелей, труб и выступов по стенам. По дну бежит ручей с изредка проплывающим мусором.

Свора голодных и продрогших крыс  — 12 – 15 штук, приютилась на выступе, над канализационным потоком. Стуча зубами и похлопывая себя по бокам, они жалуется друг другу:

1 крыса: И это еще только конец ноября! Представляю, какая холодина будет в январе!

2 крыса: Лично я вряд ли доживу до января! Точно менингит подхвачу!

3 крыса: Что еще такое?

2 крыса: Менингит-то? Болезнь мозгов. Неминуемая смерть от холода и соплей.

1 крыса: Не переживай, у тебя мозгов нету!

3 крыса тут же ехидно хихикает, ей подхихивают еще штук пять.

2 крыса – 1 крысе: Чиво-о?! Сама ты… А получи-ка…

2 крыса бросается на 1-ю, цепляются в клубок, дерутся, падают в поток и, продолжая драться, с визгами и брызгами уплывают вдаль вместе с мусором – пакетиком из под сока, окурками, сигаретной пачкой и пр.

3 крыса (глядя им вслед): Дураки какие…

Крыс 4: А я бы сейчас съел тёплый хот-дог! Два хот-дога… Три…

3 крыса: Четыре, пять, вышел зайчик погулять.

5 крыса: Хот-дог — отстой! Пиццу с грибами – вот что я бы сейчас съела.

3 крыса: «Пи-ица!» Мои предки жили во дворце, рядом с царями! Вот там была еда! А по ночам моя пра-пра-пра-пра-прабабушка спала на троне! В малом тронном зале! (Далее видеоряд воспоминаний — флешбэк). А вечерами они с дедушкой гуляли по залам и любовались картинами. Рафаэль, Да Винчи, Тициан! Сколько экспрессии, томности, неги! А натюрморты! Виноград, дыни, персики! А икра?! А раки?! Боже, какие там раки! (Видеоряд говорит зрителю, что на самом деле предки 3-й крысы воровато крались вдоль плинтусов, пробуя на зуб что ни попадя, включая багет, ножки диванов, кожаные кресла, пуховые подушки и прочие царские прелести. При этом изображенные на живописных полотнах мужчины провожают зубастых вандалов гневным взглядом, а нарисованные дамы взвизгивают и поджимают ноги).

5 крыса: Настоящие раки?

3 крыса: Конечно, настоящие! Варёные! Красные. Ароматные… А потом во дворец поселили кошаков! Их были полчища! И наша благодать закончилась. Навсегда! (Подняв вверх, к далёкому чугунному люку трясущиеся кулачки, 3 крыса шепчет: Ненавижу!!)

Ранний вечер. Эрмитаж. В подвалах.

Это длинные галереи. Своды. Трубы тепломагистралей, кабели. В подвале есть полукруглые окна. В некоторых из них проделаны специальные входы-форточки для кошек.

Марсик протискивается в подвал с улицы через маленькую форточку в подвальном окне. Ему навстречу тут же выскакивают три кота-секьюрити.

1 кот: Это свой… Марсик, ты?

Марсик: Я.

2 кот: Где ты шляешься? Скоро твоя смена!

3 кот: Быстро ужинать – и на пост!

Марсик: Я это… Я мигом!

Марсик покидает подоконник и быстро удаляется в глубины подвала по трубе тепломагистрали. Повсюду сидят, ходят или лежат коты и кошки. Вот Марсик пробегает мимо небольшого подвального закутка и на секунду останавливается послушать, как толстый кот рассказывает дюжине котят историю возникновения во дворце кошачьего сообщества.

Толстый кот (делая вид, что читает в книжке, поглядывая на котят поверх очков, поучительно): …И тогда говорит Елизавета Петровна своим слугам: А разыщите мне котов, 100 миллионов котов! Где хотите ищите, хоть в Казани, а найдите! Потому что это самые смелые и самые сильные на свете звери, которых боятся все! И особенно — крысы! (перелистывает страницу, видна обложка книги – «Алгебра. 5 класс») И вот побежали слуги Елизаветы Петровны по всему миру…

Марсик (совершенно серьёзно): Барсик! Ты это… Ты ж не умеешь читать, как же ты…

Барсик (взволнованно, гневно, вскочив с места): А ну-ка брысь отсюда!! (И запускает в Марсика «Алгеброй»).

Марсик убегает.

Ранний вечер. Эрмитаж. Подвалы. Место кормления кошек.

Здесь деревянная бежевая дверь – выход из подвала в помещения музея. Рядом стул дворника. Длинный стол, на котором просторная клетка с канарейкой. В углу, лопаты для снега, мётлы, предупреждающие знаки на стойках – «Осторожно, кошки», временные знаки, запрещающие движение. Вдоль стены стоят миски (десятки), на стене, над мисками —  таблички с именами: Изольда, Мурка, Афродита, Барсик, Тихон, Апполон, Кваренги, Баламара, Эзоп, Настя и т.д. Несколько кошек едят, несколько уже умываются в стороне.

Марсик прибегает сюда, быстро находит свою миску и набрасывается на еду. Возле него останавливаются ноги в тёплых носках и тапках — добрая тётя Маша, но Марсик отвлекается от еды лишь на мгновение.

Тётя Маша: А вот и Марсик явился. Жених… Ешь, ешь…

Скрипит деревянная подвальная дверь, и в подвал просовывается лысая голова хозяйственника Эдмона Тырина, он в рубашке, с галстуком и в подтяжках, гневный.

Тырин: А вот не кормите их больше, Марья Егоровна! Вчера с кухни кафе рыбу утащили – палтуса и горбушу! Позор!!

Кошки вздрагивают и замирают на мгновение над своими мисками. Не занятые едой брызнули подальше, в тёмные углы.

Тётя Маша: Не может быть! Эдмон Иваныч, не может быть! Это не они! Мои сытые. И потом они ж наверх никогда не ходят, они ж только здесь обитают да на чердаке!

Тырин: «Сытые!» Повсюду ихние следы! Непременно директору доложу!

Деревянная дверь за Тыриным со скрипом захлопнулась. Тётя Маша глубоко вздыхает.

5.

Ночь. Эрмитаж. Подвал. Лампочки. Марсик на посту – возле форточки подвального оконца. Рядом с ним еще два дежурных – немолодой кот Тихон – родной папа Марсика, и юный кот Стёпка.

Марсик рассказывает: …Он так и сказал: повсюду наши следы!

Степка: Не может такого быть!

Тихон: Сам, небось, и стырил! Я за ним давно замечаю – несёт из музея! Видел. Он, кстати, тоже видел, что я видел. (Здесь иллюстрация воспоминаний Тихона) Однажды я уснул в коляске уборщицы, так она меня в ней вывезла прямиком в реставрационную  мастерскую. И пока она там с тряпками хлопотала, гляжу – Эдмон оглядывается, шкафчик выдвигает да и прячет по карманам курительные трубки. Старые. А меня увидел – и давай всё обратно выкладывать! Но опомнился и… И нашептал на меня нехорошими словами. Пришлось удирать. Думаю, наверняка, всё вынес. И продал! Машину вон оранжевую купил… А на меня теперь косится злобно.

Марсик: Негодяй! (Тихону) Пап, а можно об этом как-нибудь директору сообщить?

Тихон: Мы никогда не будем говорить по-человечески, сынок.

Стёпка: А как же вы, дядь Тихон, обратно в подвал вернулись? Так же, с уборщицей?

Тихон: Не-е. Тётка Нина меня увидела и погналась. Весь день в экспозиции под диванами прятался, пока экскурсии ходили, а вечером мимо охраны ушёл. Но сколько я в тот день красоты увидел! Какие картины! Глаз не оторвать! (Здесь иллюстрация воспоминаний. В основном – это картины, на которых присутствуют кошки). Изящество линий, гармония цвета, а сколько любви… Никогда не забуду!

По подоконнику кто-то дробно стучит, коты вздрагивают. В тёмном подвальном окошке виден силуэт молодого кота.

Стёпка (звонко, испуганно): Кто там?!

Тихон: Это, похоже, Эзоп, он в театр ходил. (Марсику) Открой-ка ему.

Марсик открывает оконце, и в подвал заскакивает молодой кот. Отряхиваясь от снега, Эзоп восторженно делится впечатлениями.

Эзоп: Погода – мрак! Но театр того стоит! Ляжешь в буфете на подоконник – как будто здешний, детишки гладят, взрослые то колбаски протянут, то бутерброд с икрой – красота! (Иллюстрация воспоминаний. На самом деле, притаившегося на подоконнике Эзопа выслеживает буфетчица. Хватает за шкирку и с позором выносит из пустого еще буфета. Эзоп вякает и долго катится по скользкому мраморному полу). …Это вам не наша столовка.

Тихон с одобрительной усмешкой: Прохиндей…

Эзоп (уходя): Ладно, пошёл. Кажется, успеваю.

Марсик: Куда успеваешь?

Эзоп (уходя и уже издалека): Так это… Баламара объявил большой сбор! Не знали? А-а, вы ж дежурите! Ну, дежурьте, дежурьте. Стерегите наш покой…

Тихон: …Наверное, по поводу краденой рыбы.

6.

Ночь. Эрмитаж. Одно из просторных помещений подвала в малопосещаемой галерее.

Под потолком тусклые лампочки. Они освещают собрание котов и кошек, коих здесь около пятидесяти. На трубе теплотрассы, поверх всех, стоит и временами нервно прохаживается предводитель музейного кошачьего сообщества – Баламара. Большой, рыжий кот. Он обращается к собравшимся. Видно, что к собранию присоединился с тылов и опоздавший Эзоп.

Баламара: …и это неслыханный позор для нашего сообщества! Люди доверили нам самое дорогое, что у них есть – искусство! А мы? Мы крадём у них селёдку!

Кошка 1 в первом ряду, тихонько поправляет: Палтуса и горбушу (сглотнула слюну)…

Баламара: Какая разница!

Кошка 2: Но это не мы!

Баламара: А кто?! Кто тогда, я вас спрашиваю?!

Ночь. Город. Заброшенное здание с пустыми окнами, в которые залетает пурга. Холодно.

При свете огня, пылающего в дырявой металлической бочке, происходит другое собрание. Крысы жмутся поближе к бочке. На переднем плане, на ящике, — две аппетитные тушки палтуса и горбуши. Собрание, вожделённо внимающее рыбе,  возглавляет крыса-альбинос по имени Белоснежка. Это пожилая и хитрая крыса с визгливым голосом. Она оседлала другой ящик и широко жестикулирует, обращаясь к сородичам. Перед рыбой стоят, скромно потупившись, два крупных крыса – Акакий и Лёлик.

Белоснежка: …настоящие герои! Они не только принесли еду! Они сделали первый шаг на пути к тому прекрасному времени, когда свору кошаков с позором выкинут из дворца! И тогда там воцаримся мы! Навсегда! Как завещали нам наши далёкие предки. Там тепло и сухо, потому что искусству противопоказаны мороз и сырость! На кухнях кафе полно пищи, но главное – это база! В центре города! Вокруг – сотни точек элитного общепита! Это будет эра нашей сытости! За долгие годы скитаний по канализациям и холодным складам мы научились обходить и яд, и крысоловки, нам ничего не страшно! Нам останется только наслаждаться шедеврами мирового искусства, благоденствовать и размножаться!..  (одному из крупных крысов) Акакий, расскажи товарищам, как всё было!

 

Акакий: Уважаемая Белоснежка… Дело было так. Мы с Лёликом ходили к реке, запить мышьяк, и нечаянно увидели, что в одном месте к музею прислонюты… прислоняты строительные леса – там с фасада сорвалась лепнина и разбила окно. Рабочие нас не заметили, а мы с Лёликом были сильно голодными (Далее иллюстрация воспоминаний).

 

Поздний вечер. Окрестности Эрмитажа. Из приоткрытого, слегка заснеженного канализационного люка выныривают Акакий и Лёлик. Воровато оглядываясь и тяжело дыша, они мчатся к лесам, стремглав карабкаются вверх за оранжевыми спинами рабочих, юркают в полуразбитое оконце, бегут по коврам, по коридорам и лестницам пустого уже музея, периодически останавливаясь и принюхиваясь.

 

Лёлик (с указательным жестом): Кухня кафе там!

Акакий: Прямо нельзя! Видеокамеры видишь? Только в обход! Пошли вдоль плинтусов!

 

Снова бегут и оказываются сначала в уютном кафе, украшенном по стенкам всевозможными куклами зверей, а следом и на его кухне. Мгновенно обшарены полки и кастрюли. Они жуют всё подряд. Открывают холодильник! Лёлик на вдохе падает в обморок от красоты открывшейся картины – блюда с тушками палтуса и горбуши. Акакий приводит его в чувства – лупит по щекам.

 

Акакий: Лёлик, ты сдурел?! Не время валяться! Приди в себя, девчонка!

 

Лёлик приходит в себя. Вдвоём они вытаскивают рыб и, оставив холодильник открытым, волокут их прочь, но вдруг Акакий останавливается – видит на стенке в кафе картинки, на одной из них нарисованы кошачьи следы. Акакий соображает. Видит на полке дюжину разных мягких кукол кошек в их полный рост. Соображает. Мгновенно вскарабкивается на полку, быстро проверяет лапы кукол на предмет их похожести на настоящие, выбирает одну и мчится с ней обратно, оставив Лёлика наедине с рыбами. На кухне Акакий быстро находит банку с томатным соусом и опрокидывает её на пол. Обмакивает в лужу лапы кошки-куклы и «следит» ими по пути к Лёлику и далее, пока с лап не уходит весь томат.

 

Лёлик, наблюдая за действиями приятеля: А-а-а-а! Я понял! …Акакий – ты гений!

 

Сверху вдоль фасада музея на панель падают сначала палтус, затем горбуша и следом – кукла кошки. Возникшие рядом Акакий и Лёлик мгновенно волокут их к приоткрытому канализационному люку, сбрасывают всё вниз и следом сами исчезают там же.

 

Продолжение крысиного собрания. Крысы и Белоснежка аплодируют Акакию и Лёлику. Слышны крики «Браво!.. Герои!»

 

Акакий (останавливая восторги сородичей вытянутой ладошкой): Да не-е, никакие мы с Лёликом не герои. На нашем месте так поступил бы каждый.

 

Новый взрыв аплодисментов.

 

 

Та же ночь ближе к утру. Эрмитаж. Подвал. Большой кошачий сбор. Баламара продолжает выступление.

 

Баламара: …И до тех пор, пока укравший рыбу не признается, я, Баламара, под страхом изгнания из дворца запрещаю вам всем… (все напряглись, но не сильно) …Запрещаю всем вам… Всем вам запрещаю… Ладно, я еще подумаю, что вам запретить! Собрание закончено! Караулу заступить на смену, остальным – спать.

 

Все облегченно вздыхают и расходятся.

 

9.

 

Сон Марсика.

Утро. Окрестности Эрмитажа. Сыплет снежок. Марсик – на теплой крышке люка, Эмма – на своём месте, на подоконнике в кабинете Петровича. Влюблённо глядят друг на друга. Вдруг Эмма встаёт во весь рост, щелкает шпингалетами, распахивает тяжелые створки окна, сбрасывает вниз толстый канат и зовёт Марсика.

 

Эмма: Марсик! Иди ко мне, Марсик! Марсик! Я жду тебя, Марсик!

 

Марсик таращится на Эмму и не верит своим ушам. Между тем нежный голос Эммы становится всё более грубым, более мужским и более строгим. Марсик открывает глаза. Он заснул на посту, перед ним строгий Баламара. Позади него виновато моргающие Тихон и Стёпка.

 

Баламара: Марсик! Ты уснул на посту! Я не верю своим глазам! Как это вообще возможно – уснуть на посту! Я в твои годы… За этот проступок ты будешь… За свой совершенно возмутительный поступок ты… В общем, я придумаю тебе наказание. Попозже.

 

Баламара величаво удаляется, а Тихон со Стёпкой шикают на Марсика.

 

Стёпка: Ты офонарел?!

 

Тихон: Как ты мог уснуть?!!

 

Марсик: А вы-то куда глядели?! Не могли толкнуть что ли?

 

Стёпка: Я ж не на тебя, я в окно таращился! Раннее утро – самое преступное время!

 

Тихон: Баламара тебе наказания еще поищет – скорее всего, на чердак сошлёт, а у меня уже есть! Сегодня на улицу – ни ногой!

 

Марсик (робко): Ну, папа…

 

Тихон (кивнув в сторону трёх приближающихся котов): Всё! Вон смена идёт. Марш завтракать и отсыпаться!

 

10.

 

Утро. Эрмитаж. Кабинет директора Эрмитажа.

 

На настенных часах  9.07. Петрович входит в кабинет – в пальто, скидывает шарф, ему навстречу, спрыгнув с подоконника, грациозно идёт Эмма (ммррррраауурррр).

 

Петрович: Здравствуй, моя хорошая! Здравствуй, моя красавица! Соскучилась? Сейчас я тебя покормлю, моя милая! А кто у нас печёночку любит? Эмма у нас печёночку любит!..

 

11.

 

Утро. Эрмитаж. Коридор, ведущий к двери кабинета директора.

 

По коридору по направлению к двери кабинета Петровича идёт Эдмон Тырин. Подходит, на мгновение прислоняет ухо к двери, осторожно стучится, тихонько открывает тяжелую дверь небольшой щелью, протискивается вовнутрь.

 

Тырин: Добрый день, здравствуйте, можно побеспокоить?

 

Войдя в кабинет, Тырин прилежно прикрывает за собой дверь.

 

12.

 

Утро. Эрмитаж. Кабинет директора.

 

Эмма уминает что-то в миске, Петрович работает за столом, спускает со лба очки на нос, чтобы лучше видеть жестикулирующего перед столом Тырина.

 

Тырин: …Чем дальше, тем больше, Сергей Петрович! Сегодня они рыбу стянули, завтра принесут блох! Клопов, тараканов, клещей…

 

Петрович: Может, это и не кошки?

 

Тырин: Следы-то кошачьи!.. А если это… крысы, то зачем нам тогда такие кошки? А ведь их там дивизия! И их надо кормить, за ними надо убирать! А аллергия?!

 

Петрович: Что аллергия?

 

Тырин: Серге-е-ей Петро-о-ович! Не ровён час – придут к вам с жалобой от посетителей. Мол, у ребёнка сыпь на коже! Или какой-нибудь астматик задыхаться начнёт? А как вы думали? Это всё о-оччень серьёзно! О-оччень серьёзно!

 

Петрович: Так… Эдмон Иваныч, мне надо работать. Кошки у нас только на чердаке и в подвале. В залах не бывают. Так что никаких аллергий.

 

Тырин: Я еще раз предлагаю вам закупить ультразвуковые излучатели, а вы меня не слышите! Поставить по залам 300…  э… 350 штук – и красота! Распугают грызунов в два счёта! (Брезгливо поглядев на завтракающую Эмму) И никакие кошаки не нужны!

 

Петрович: Я вас понял. Идите работать…

 

Тырин (пятясь к двери): Ну, как знаете… А я всё-таки куда надо сообщу. Про антисанитарию! Как знаете… Как знаете…

 

Тырин уходит. Петрович раздраженно бросает ручку в тетрадь и задумчиво уставляется в окно. Эмма вспрыгивает ему на колени и трётся о пиджак. Петрович расплывается в улыбке.

 

13.

День. Подвал Эрмитажа. Место кормления кошек.

На столе, возле клетки с канарейкой, кепка дворника дяди Миши и его же термос. У стола сидит дядя Миша, один из дворников – пожилой, с усами, в комбинезоне и в ярко-желтой жилетке. Он обедает.

На бетонном полу, в солнечных квадратах, взрослые коты и кошки тренируют молодых – обучают ремеслу. Кошка Линда ходит вокруг прижавшегося к полу котёнка и назидательным голосом учит принимать позу перед прыжком.

Линда: Таак… Задние лапы подобрать! Под себя, под себя! Ты должен быть готов к мгновенному прыжку! Некогда будет ёрзать, когда перед тобой появится крыса… Та-ак. Хорошо… А уши?! Прижать! Плотнее! В стороны, а не назад! Ты должен весь обратиться в слух и зрение! (Котёнок буквально выполняет все команды и советы Линды – сидит низко, с приплюснутыми ушами, весь как пружинка, но отчаянно метёт хвостом). …Хорошо. Но самое сложное – следить за хвостом! Я понимаю, волнение, но… Ты выдаешь себя! В лесу позади тебя шевелилась бы трава, а здесь ты поднимаешь тучу пыли! …Тебя не заметит только дохлая крыса… Ну? …Ну?

Котёнок старается, но хвост всё равно метёт по полу.

Линда: …Плохо. Иди, работай над собой!

На столе с клеткой канарейки, возле обедающего дяди Миши, кот Тихон учит жизни двух котят.  Они прижались к столу в полуметре от беспечно посвистывающей канарейки и не отрывают от неё глаз. Хвосты метут поверхность стола, челюсти котят мелко дрожат от охотничьего азарта. Тихон сидит за их спиной.

Тихон (понаблюдав): Отставить!.. Это никуда не годится! (Котята расслабились и обескуражено оглядываются на «педагога»). Всё хорошо – лапы, спины, уши, а тявкать-то зачем? У вас стучат зубы! Враг вас за версту услышит!.. И сколько вам говорить про хвост? Хвост перед атакой должен находиться в полном покое!

В конце длинной секции подвала появляется тётя Маша, катящая впереди себя стол-тележку. За процессией, приближающейся к дяде Мише, тянутся несколько взволнованных котов и кошек, в том числе и Марсик, потому что на тележке, на мягкой подстилке, лежит старый кот Ярополк. Напрягаются и все остальные коты и котята.

Дядя Миша (озабоченно): А, Ярополк! Что?.. Всё?

Тётя Маша: Живой Ярополк. Приболел старичок. Ветеринар попросила к машине подвести.

Дядя Миша встаёт и открывает тёте Маше дверь. Она вывозит тележку. Коты и кошки остаются в грустном недоумении.

14.

Ночь. Подвал Эрмитажа. В подвальное окошко видна луна.

На тёплых трубах дремлет Тихон, рядом с ним глядит на луну в окошке молодой Марсик, ему не спится.

Марсик: Пап, а Ярополк выздоровеет?

Тихон (сердито выходя из дремоты): А?! … А?

Марсик: Ярополк не умрёт?

Тихон: …Не умрёт. …Спи.

Марсик: …А когда мы умираем, мы… куда деваемся?

Тихон (вздохнув): …На другие планеты.

Марсик: …Здорово! …И что мы там делаем?

Тихон: Да спи уже! Мышей ловим, что там еще делать? Спи!

15.

День. Город. Старенький дворик. Снежок. Неказистая металлическая дверь в стене.

Эдмон  Тырин входит во двор из подворотни, с оглядкой приближается к двери, условно стучит. Дверь со скрипом отворяется, Эдмон юркает внутрь.

День. В захламлённой мастерской Умельца.

Полки, верстаки, стол под настольной лампой, старое кресло. На стенах, на полках самые разные предметы и приборы – от микроскопа до старого телевизора. Тут и швейные машинки, и капроновые модели женских голов – для витринной демонстрации шляпок, и вентиляторы, и утюги, и радиоприёмники, и чучела птиц и мелких животных (обязательно – чучело кошки в хищной позе), детали велосипедов, цепи, диски, шланги, верёвки, ящики и ящички, бочонки и бутылочки, банки и кисточки, лобзики и трансформаторы. На столе тоже масса хлама и инструментов. Шурупы, отвёртки, молотки, кусачки, плоскогубцы, дымящийся паяльник на подставке, лупа, карандаш, вольтметры, катушки, ножницы, куски пластмассы, пенопласт, старенький транзистор, воспроизводящий попсу и пр. Вдоль стены – длинный верстак со станками и станочками и пр.

Умелец – коренастый, с пузцом, 50 лет, в комбинезоне и рубашке с закатанными рукавами, с волосатыми руками. В бейсболке с развёрнутой назад козырьком, в сильных очках, златозубый, с усиками а-ля Адольф. Быстрый, деловой, неприятный.

Умелец брякается в своё кресло за столом. Эдмон садится на скрипучий стул – через стол от Умельца.

Умелец: Ну?.. Говори, красава.

Тырин: Не получается… Он об излучателях и думать не будет, пока кошаки там.

Умелец: Ай-я-яй! Разучился ты, Эдмоша, деньги делать! Может, потравить их, кошаков ваших?

Тырин: Потравить? …А узнают? Где я еще такую контору найду? Не-е…

Умелец: Как знаешь… Ладно, других найду… А то гляди-ка!

Умелец нагибается, достаёт из-под стола и ставит перед Тыриным два небольших и внешне совершенно одинаковых приборчика – устройства для отпугивания грызунов.

Умелец (закинув очки на лоб, не без гордости): Вот они! Один, фирменный, а другой – моего изготовления – в 30 раз дешевле. Угадаешь, где какой? Никогда не угадаешь! (Эдмон во все глаза глядит на приборы) …Ты прикинь навар-то, Эдмоша! Если нам с тобой пополам, так по хорошей тачке выйдет! Типа, э…. «Лада-Калина»!  Думай, Эдмоша, думай! Я уже 50 штук сварганил! От фирменных не отличишь!

Тырин: А… А документы?

Умелец: И с документиками всё будет чики-чики! Комар носа не подточит! Думай, дорогой!

Тырин откидывается на спинку стула и с жадным блеском в глазах чешет макушку.

Тырин: Вообще-то, есть свой человек в санэпиднадзоре… Сегодня же с ним договорюсь!

Умелец: Вот-вот. Давай-давай… А ты ж обещал что-то новенькое притащить?

Тырин спохватывается: А!.. Да… В фондах только что переучёт закончился. Теперь нескоро пропажу обнаружат!

Тырин достаёт из кармана что-то небольшое, завернутое в носовой платок, кладёт на стол и разворачивает перед носом Умельца. На лице Умельца играют зайчики, отраженные от чего-то драгоценного. Он в тихом восторге.

Тырин (поясняет): Какой-то императрице принадлежало!

Умелец (искусно сделав постную, недовольную мину и откинувшись в кресле): Барахло!.. И деньги – только в пятницу!

Тырин: Согласен!

17.

День. Город. Крыши исторической части города. Из крыши старинного дома торчит труба, из неё вьётся уютный дымок, это баня. Табличка на двери подтверждает — «Бани».

В банной раздевалке, под банной лавкой, мимо которой периодически мелькают голые мужские ноги в шлёпках, большая, полная крыса – Марфа, тренирует пятерых молодых крысят в подлости и вранье. Крыса Марфа добрая, и голос у неё добрый.

Марфа (обращаясь к крысёнку 1): Скажи-ка мне, ты мыл лапы?

Крысёнок 1: Мыл. (И краснеет).

Марфа: С мылом?

Крысёнок 1: Да.

Марфа: Следующий.

Крысёнок 1 отходит в сторону, его место перед Марфой занимает Крысёнок 2.

Марфа (Крысёнку 2): А ты лапы мыл?

Крысёнок 2: Да… (И краснеет).

Марфа сокрушенно вздыхает и через его голову спрашивает остальных трёх крысят.

Марфа: А вы?.. Вы мыли лапы?

Крысята (неуверенно, поглядывая друг на друга):  Да… Мыли… Мы мыли. (И краснеют).

Марфа: Ну, и что мне с вами делать? Вы совершенно не умеете обманывать, вы сразу краснеете! А это ещё лёгкий вопрос. Вы должны научиться врать виртуозно, дорогие мои! Впереди у вас целая жизнь, и вы пропадёте, если не научитесь элементарному! Помните! Наш главный талант – это зараза! Это наш пропуск в счастливую жизнь – без толпы, без суеты, без шума. …Фу, как здесь душно! Зато тепло!.. Ладно. Смотрите, я сейчас совру, а вы следите, не покраснею ли я, ясно?

Крысёнок 1: Ясно, тётя Марфа.

Марфа (прикинув, что бы соврать): Итак! Я… Я – звезда Ленфильма!.. Э… Моя талия – 5 сантиметров! …Мой дедушка работал на производстве сыра (сладко, с французским прононсом) «Пармезан»! Я… Я – председатель… э-э… Я председатель!.. Ну? …Как?

Крысёнок 2 (с восхищением): Здорово!

Крысёнок 1 (с восхищением): Вы врёте и не краснеете!

Крысёнок 3 (с восхищением): Тётя Марфа, вы гений!

Марфа: Несомненно… И это я только разогревалась…

18.

День. Залы экспозиции Эрмитажа.

Экскурсанты. Голоса экскурсоводов. Зал за залом, везде блеск и роскошь. Красота и изящество. Простор и свет в окна. Сияние позолоты. Теплый мрак и матовость живописных полотен. Прозрачное сияние фарфора. Глубокое тепло мрамора. Строгие рыцарские доспехи. Взгляд летит над всей этой красотой. Затем широкие лестницы сменяются узкими, служебными, вверх, вверх, в конце концов, через маленькую дверь наблюдающий попадает в чердачные помещения дворца. Здесь тоже дежурят две кошки.

Толстый и пушистый, молодой кот Пыха и Марсик сидят у слухового окошка. Перед ними за стеклом, сразу за фигурами скульптур на крыше – площадь с колонной, арка Главного штаба, словом, великолепие.

Пыха: …А в воскресенье я, вообще, чуть не погиб! Их было уже не две, а десять! …Нет. Пятнадцать! Огромные!..

Марсик: Кто?

Пыха: Ты слушаешь? Летучие мыши! Но я и этих прогнал! Как они колотились в окно! Умоляли меня: «Пусти нас, дорогой Пуха! Мы дадим тебе… э… колбасы и венских сосисок! Только пусти!»  Хорошо, что я накрепко закрыл все окошки, а то бы… Представляешь, они чуть не разбили стекло!

Марсик: …Ох, соврал! Пуха, в центре города нет никаких летучих мышей, это известно!

Пуха (обиженно): …Ну, соврал. …А знаешь, какая здесь, на чердаке, скукота! Вы-то на улицу выходите! И во дворики! Жизнь! А тут? Одни голуби…

Марсик: Так шерсти-то от тебя! Линяешь как какая-нибудь овца, тёть Маша замучилась подвалы подметать. А чесать себя не даёшь! (в окно) …Зато красотища здесь такая!

Марсик перебегает по балке и спрыгивает к соседнему слуховому окошку. Оттуда тоже прекрасный вид. Следом за Марсиком, неуверенно и вразвалку, по балке бежит и Пуха. И тяжело спрыгивает рядом.

Пуха: А ты, между прочим, тоже соврал! Тебя сюда тёть Таня не на дежурство принесла! Тебя наказали!

Марсик: …Откуда знаешь?

Пуха: Тю-ю! «Откуда!» (довольно рассмеялся) В карауле дрыхнул! Все знают!

Марсик (обескуражено) …Что? …Прямо все?

Пуха: А ты думал!.. Будешь теперь здесь со мной неделю куковать!

Марсик: Как неделю?!

19.

День. Эрмитаж. В кабинете директора.

На подоконнике изящно потянулась и зевнула прекрасная Эмма. И села, раздраженно подёргивая ухом, – ей не нравится ревизорский голос человека, пришедшего к Петровичу. Это тощий мужчина в плаще, с бородкой, лет 60-и. Он сидит через стол от Петровича, откинувшись в кресле, и крутит в руках свою черную шляпу, временами уставляясь на неё, как будто видит в первый раз.

Ревизор (загибает пальцы): …Стригущий лишай… Токсоплазмоз… Криптоспордиоз… Лямблиоз! …Сальмонеллез, в конце концов. А кошачьи укусы, царапины? …А ведь вы отвечаете здесь за всё, насколько я понимаю?

Петрович (он слегка простужен, на шее шарф): Уважаемый… э…

Ревизор: Гаврила Николаевич.

Петрович: Гаврила Николаевич, при всём уважении к вашей службе, я всё же напомню, что кошки живут здесь почти 270 лет. И я не знаю ни одного случая, когда хоть кто-нибудь от них бы пострадал. Наоборот! Когда здесь были крысы, здесь творилось…

Ревизор: Упаси вас господи агитировать меня против крыс, дорогой Сергей Петрович! Прекрасно знаю это варварское племя! Но кошки… Они не виноваты в том, что несут в себе некоторые угрозы. Поверьте, я очень люблю животных…

Эмма на подоконнике при этих словах недоверчиво моргнула.

Петрович: А давайте я вам экскурсию проведу – покажу, где и как они тут у нас живут, в каких условиях, как мы за ними ухаживаем? Давайте?

Петрович даже поднимается из-за стола. Ревизор тоже инстинктивно поднимается, прижимая к груди шляпу.

Ревизор: Нет-нет-нет! Я… Я прекрасно знаю. Я осведомлён. Вы молодец, но… Я, конечно, могу закрыть глаза на…

Петрович (увлекая гостя к двери): Пойдёмте-пойдёмте, не пожалеете!

Ревизор (неприязненно): Нет! Я не пойду к кошакам. Не хочу! И… в следующий раз я приду уже не один. И я очень надеюсь на ваше благоразумие! (Вдруг переходит на задушевный тон) …Видите ли… Технологии стремительно развиваются. Существуют совершенно великолепные ультразвуковые излучатели, которые…

Петрович: Ах, вот оно что…

Ревизор: …которые справятся с любыми грызунами! И без всяких кошаков… Сергей Петрович, дорогой…

Тут Ревизор кладёт ладонь на грудь Петровича, вернее, на свисающий на грудь шарф.

Ревизор: …Подумайте. Ну, зачем вам неприятности? Можно ведь договориться?

Петрович: А хотите, я подарю вам этот шарф?

Ревизор: …Шарф?

Петрович: Отличный шарф! Очень тёплый! Мне его тётя Маша связала из шерсти наших кошек.

Ревизор: Ай!

Ревизор отдёргивает руку, вытирает её о плащ, дикими глазами глядит на Петровича, напяливает на себя шляпу и, не попрощавшись, покидает кабинет. Петрович облокачивается на дверь спиной и заливается беззвучным смехом.  И, скользя спиной по двери, опускается на корточки, чтобы встретить и приласкать спрыгнувшую к нему с подоконника грациозную Эмму.

День. Крыша Эрмитажа.

Пуха и Марсик сидят у основания одного из античных изваяний, на самом краю, глядят на Неву и совершенно не боятся высоты. Внизу, по набережной, чертя асфальт габаритными огнями, проносятся автомобили. Холодная Нева отражает холодное небо.

Пуха: …А она знает, что… она тебе нравится?

Марсик: Думаю, догадывается.

Пуха: А почему ты думаешь, что она догадывается?

Марсик: …Ну, я-то догадываюсь, что она мне нравится.

Пуха: Логично…

Марсик: Теперь неделю её не увижу!

Пуха (тяжело вздохнув): Ладно. Так и быть! Нарушу служебную тайну. Идём.

Марсик: Куда?

Пуха (направившись вдоль среза крыши): Увидишь, иди за мной.

21.

День. Крыша Эрмитажа, возле одной из водосточных воронок.

Пуха и следом Марсик приходят к одной из водосточных воронок.

Пуха, кивнув на дырку: Ты-то пролезешь, ты вон дрищ, а я уже никак. А полгода назад был как ты. И мог спокойненько спускаться до мостовой.

Марсик: До самого низа?!

Пуха: Говорю же! Только надо когти выпускать, чтоб в трубе не скользить.

(Иллюстрация воспоминаний Пухи: Лето. Прохожие на тротуаре возле Эрмитажа со стороны набережной задирают головы и недоуменно сопровождают взглядами сверху вниз катящиеся внутри водосточной трубы звуки кошачьего вопля и скрежета когтей по металлу. В результате труба выплёвывает на землю взъерошенного, испуганного котёнка Пуху, который стремительно удирает вдоль здания, добегает до первого же подвального окошка и юркает внутрь).

Пуха: …Спускаешься и гуляешь себе сколько хочешь!

Марсик: А… А как же ты назад забирался?

Пуха: А никак не забирался. Тётя Маша думала, что я с крыши упал, и окружала меня этой… заботой! Освобождала от караула, кормила вкусненьким, показывала ветеринарше. Витаминки всякие давали. А потом она сама относила меня на чердак… Но я не об этом! Там в трубе, как раз напротив подоконника кабинета нашего директора, есть дыра. То ли проржавела, то ли… Э! Ты где?

22.

День. Эрмитаж. Внутри водосточной трубы.

Марсик со скрежетом когтей несётся вниз по тёмной водосточной трубе и тормозит у дыры. Через неё он видит заветный, слегка припорошенный снегом подоконник и уже через секунду оказывается лицом к лицу с любимой Эммой! Эмма в страшном испуге встаёт на дыбы и мгновенно упрыгивает внутрь кабинета, но уже через пару секунд она осторожно выглядывает из-за внутреннего подоконника. Марсик садится и, повиливая хвостом, здоровается с ней.

Марсик: Ну, привет… Не бойся. Это я.

23.

День. Угол здания Эрмитажа. Снежок.

Эдмон Тырин стоит прямо за углом здания, кого-то ждёт. Он замёрз, он дрожит, у него красный нос, он высмаркивается в носовой платок и глядит на наручные часы. В то же время вдоль стены музея, еще не замечаемый Тыриным, к нему быстро приближается Ревизор. Он в шляпе и на нерве. Вот он появляется прямо перед Тыриным и своим внезапным появлением даже слегка пугает его.

Тырин: Ой! …Ну, что? …Как?

Ревизор (не глядя на Тырина, а глядя по сторонам, тихо): Деньги!

Тырин: Скажите, он испугался?

Ревизор: Деньги!

Тырин: Э… Так он кошаков-то уберёт?

Ревизор: Где деньги?

Смущенный Эдмон Тырин лезет за пазуху и, оглянувшись по сторонам, достаёт и быстро передаёт Ревизору пухлый конверт, который тот сразу прячет в карман.

Тырин (шепчет): Здесь всё!

Ревизор: Хорошо. Прощайте.

Ревизор уходит было, но Тырин окликает его.

Тырин (громким шепотом): Так а… Что с кошками-то будет?

Ревизор на секунду останавливается и оборачивается к Тырину.

Ревизор: Да чем они вам не угодили-то?! Милые создания! (И окончательно уходя) …Надо любить животных!

Тырин остаётся стоять на углу с открытым ртом.

24.

День. Снежок. На подоконнике окна кабинета Петровича. Снаружи.

Марсик сидит на подоконнике и наблюдает, как Эмма по ту сторону стекол сидит напротив него и что-то ему горячо говорит. Судя по всему, рассказывает что-то важное (возможно, про Эдмона Тырина, про Ревизора, про ультразвуковые излучатели), но ни один звук не доносится до Марсика через толстые стёкла.

Марсик (сам себе): …Э-э, да ты болтушка. …Но красивая…

25.

День. Внутри складского помещения.

Ящики, ящики штабелями, ящики с овощами – свёкла, капуста, морковь, редис и пр. Взгляд наблюдателя опускается к полу, к плинтусу  – в плинтусе дыра, сработанная крысиными зубами. Возле дыры горка порошка – крысиный яд, а вдоль всего длинного плинтуса — заряженные мышеловки с всевозможной приманкой. В перспективе их очень много. Тем не менее, тут же, между мышеловок, расположилась группа возмущенных крыс – вблизи штук шесть, видны и далее – пара десятков. На переднем плане – Белоснежка. Рядом с нею амбалы Акакий и Лёлик.

Белоснежка (оценивая количество мышеловок): Не, ну, это уже беспредел! Ну, ладно, две, ну, четыре крысоловки, но не сорок же! (куда-то вверх кричит потенциальным владельцам мышеловок) Дайте хоть шанс!!

Одна крыса – крысе-соседке: Что хотят, то и делают!

Белоснежка (кивая на белую кучу возле дыры): А яду сколько навалили!! У парадного входа!

Лёлик (подобно Белоснежке, тоже кричит — вверх, грозно-визгливо, с прищуром, махнув кулачком): Всех не перетравите!!

Акакий (глядя на кучу яда): Надо новое место искать. Тут теперь с экологией беда.

Белоснежка – Акакию: Мы даже знаем это новое место!

Группа голосов: Дворец! Да, дворец! Белоснежка, когда же? Надо гнать из дворца кошаков!

Белоснежка: Тихо! …Я над этим работаю. Я умная! И скоро непременно что-нибудь придумаю!.. Да. Я на редкость одарённая особа… Априори.

26.

Поздний вечер. Холостяцкая квартира Эдмона Тырина.

За окном луна. Пустые стены. Только косо висит фотография в рамке, где Эдмон маленький. Но такой же противный. Тырин в майке и трениках сидит на диване, смотрит по телевизору ужастик, боится и грызёт попкорн. Рядом с ним на низкой этажерке — просторная клетка, в ней сидит, держась за прутья, смотрит по телевизору ужастик и боится ручная крыса Тырина – Муся. Она обыкновенная, серая, только пузцо белое. Когда ведёрко с попкорном нечаянно на мгновение оказывается рядом с клеткой, Муся пытается дотянуться до попкорна, но у неё не получается, и она сглатывает слюну и продолжает глядеть ужастик и бояться.

По телевизору (по звуку) – страшная музыка, тяжелые шаги, ехидное басовитое хихиканье и короткий женский визг. Муся пугается и тут же тоже коротко визжит над ухом Эдмона. И пугает его, тот тоже коротко визжит. Затем оборачивается на крысу.

Тырин – Мусе: Муся, хватит орать!

Крыса виновато куксится. Тырин одной рукой подбирает на диване плед и набрасывает на клетку, полностью её покрывая.

Тырин, слегка оправдываясь, в сторону накрытой клетки: Муся, тебе страшное – вредно… И вообще, уже поздно, тебе пора спать.

Тырин продолжает смотреть ужастик, грызть попкорн и бояться, но тут из-под пледа слышит такие жалобные всхлипы Муси, что сердце его сжимается от вины перед любимой животинкой. Тырин переживает, кусает губы и, в конце концов, стягивает с клетки плед. Крыса утирает слезу и несказанно радуется. Благодарно глядит на Тырина, затем – с интересом – уставляется в телевизор. Тырин даже протягивает ей попкорн, и та с благодарностью его смакует. Тырин совсем расслабился.

Тырин – Мусе, не отрывая взгляда от телевизора, жуя попкорн, почти ласково: Только не бойся… Не бойся, ты со мной… Да и потом – это просто кино. И эту тётю не зарезали, это артистка. Кино, Муся, это великий обман… Ты, кстати, тоже могла бы играть в кино… Если бы была арти…

Тут Тырину в голову приходит гениальная мысль! Он вытаращился в никуда, глупо заулыбался и медленно всем корпусом развернулся к Мусе, которая от такого внимания только испуганно икнула.

27.

Ночь. Чердак Эрмитажа.

У слухового окошка Пуха и Марсик. Слышно приглушенное голубиное воркование. Пуха в полудрёме, а Марсик ходит мимо его носа взад и вперед и, не замечая дремоты Пухи, продолжает восторженно рассказывать ему об Эмме.

Марсик: …А глаза у неё зелёные-презелёные! И с такой… С такой… С такой чертовщинкой!.. Или я тебе про глаза уже рассказывал?..

Пуха: Мм?.. Четыре раза уже про чертовщинку… Скажи лучше, как обратно на крышу попал?

Марсик: Так это… Не… Не помню.

Пуха: Понятно… На крыльях любви.

28.

Утро. Крыши центра города. Река.

Над городом поднимается солнце – низко, под слоем серых туч, висящих чуть ли ни над крышами. В этих тучах солнце и исчезнет через пару мгновений — до следующих суток. С неба сыплется что-то неприятное. Сырая промозглость. Улицы уже запружены машинами. Люди спешат на работу. На уличных часах без десяти девять. В недалёкой перспективе здание Эрмитажа.

29.

Утро. Служебный вход Эрмитажа. Внутри.

Широкая парадная естница. Наверху сидит охранник. В двери протискивается Тырин, несущий подмышкой портфель. Отряхивает пальто, взбирается по лестнице, излишне суетливо здоровается с охранником.

Тырин: Добрый день, здравствуйте! Погодка-то! Ух!.. Де-ла…

Охранник кивает и провожает Тырина подозрительным взглядом. Тот буквально пятится от охранника к следующим дверям и исчезает за ними. Охранник спускает со лба очки и возвращается к смартфону. Слышны бульки компьютерной игры.

30.

Утро. Эрмитаж. Служебная коморка Тырина.

Стол с компьютером, стул, шкаф, стеллаж со свернутыми в трубку бумагами. Пачки бумаг, коробок на стеллаже и подоконнике, справочники, хлам.

Тырин входит в кабинет и, прежде чем закрыть за собой дверь, выглядывает, нет ли кого в коридоре. Щёлкает ключом, закрывая дверь изнутри, бежит к окну, задёргивает занавески, при этом приговаривает: «Сейчас… Сейчас-сейчас… Сейчас…». В коморке становится сумрачно. Теперь, на фоне задёрнутых бледно-фиолетовых занавесок, Тырин с портфелем – в профиль – контурная тень. Вот он ставит портфель на стол, стаскивает с головы шапку и облегченно вздыхает: «Фу-у-ух…». Скидывает на стул пальто, шарф, склоняется над портфелем, щелкает замком, открывает портфель и бережно достаёт из его недр нежно попискивающую крысу Мусю. Целует её.

Тырин: Сейчас-сейчас… Ай ты, моя красавица! (Чмок.) Замёрзла? А вот я тебе сейчас семечек, семечек! Только тихо! Тс-с-с-с-с!..

31.

Утро. Подвал Эрмитажа. Место кормления кошек.

Тётя Маша насыпает в кошачьи миски корм, и кошки, одна за другой, припадают к еде.

Тётя Маша (приговаривает): Ешьте, мои хорошие, кушайте!.. А вам тут детишки опять картинок нарисовали…

Тётя Маша берёт со стола большой почтовый конверт, вскрывает его, достаёт рисунок, на котором детской рукой нарисованы дюжина кошек, в разных позах сидящих на площади на фоне Эрмитажа. В этот момент в подвал входит слегка заснеженный дворник дядя Миша с метлой.

Дядя Миша: Рисунки опять?..

Тётя Маша (прикрепляет рисунок к стене, на которой таких рисунков уже бесчисленное множество): Вон красота-то какая!

Дядя Миша наклоняется над конвертом на столе, подслеповато щурится, читает: «…Уру… Уру…»

Тётя Маша – дяде Мише: Директор сказал, из Уругвая! Во откуда! Весь мир про наших кисек знает! (обернувшись в перспективу подвала, громко) Стёпка! Кыс-кыс-кыс! А ну-ка беги есть! И у тебя сегодня день рождения, где ты там!

Издалека с громким «мрраур» к тёте Маше семенит кот Стёпка.

32.

Утро. Реставрационная мастерская Эрмитажа. (Здесь, по рассказу кота Тихона, Эдмон Тырин похитил курительные трубки)

Большие светлые окна. Несколько столов, на них световые приборы, микроскопы,  инструменты для реставрации. За одним из столов сидит девушка Таня, лет 35, в белом халате, и подкрашивает кисточкой что-то очень мелкое, глядя через увеличительное стекло с подсветкой. За её спиной на стене, помимо других картинок и календаря, слегка наискосок висит копия «Чёрного квадрата» Малевича. Вдоль шкафов у стены ходит в белом халате очень пожилой реставратор Дмитрий Олегович. Он в некотором недоумении – выдвигает один за другим ячейки шкафа, заглядывает, хмыкает, что-то ищет.

Реставратор: Танечка!..

Таня: Что, Дмитрий Олегович?

Реставратор: Танечка, милая, а вам не встречались трубки курительные? Четыре штуки… Конец 18 века?

Таня: Так вы же ими занимались!

Реставратор (продолжая поиски): Вот-вот… Занимался. Два месяца назад. Отложил из-за ремонта петровской шкатулки, а теперь вот не найду никак… Куда ж я их мог заховать-то? Вот голова дырявая! Всю мастерскую уже обыскал!

Таня: Пропали?.. Может, директору доложить?

Реставратор: …Не знаю. Расстраивать-то Петровича… Поищу еще. Куда они денутся, здесь где-нибудь.

Таня: И всё же правильней будет проинформировать Сергея Петровича, а потом еще поискать… Это ж не первая пропажа, вы ж помните.

Реставратор: Да-да… Да-да…

33.

День. Кабинет директора Эрмитажа.

За окном, на подоконнике снаружи сидит и мокнет Марсик. Если смотреть из кабинета, то можно заметить только его правое ухо, правый глаз, правые усы и кончик хвоста. Марсик боится, что директор его заметит и прогонит, поэтому Марсик слегка прячется. Несмотря на то, что от директорского взгляда, на всякий случай, его своим телом прикрывает грациозная Эмма, сидящая по эту сторону окна. И еще несмотря на то, что директор сидит спиной к окну. Вообще-то, Марсику ничего не надо. Ему достаточно глядеть на Эмму, что он и делает. Тем же самым усердно занята и Эмма. Иногда они поочерёдно вздыхают. У директора тем временем на столе прозвенел телефон, и он с кем-то довольно нервно поговорил.

Петрович (отрывается от бумаг, берёт трубку): Да… (долго слушает) Сколько трубок пропало?.. Это которые конца 18 века?.. А кто сейчас имеет доступ в мастерскую?.. Так у вас там проходной двор! Давайте-ка так, Дмитрий Олегович! Прямо с этой минуты ключ только у вас и у Тани. Никого больше!.. Да, включая уборщиц! Ключ на вахту не сдавать до моего особого распоряжения… Займусь!.. Ну, поищите, конечно! Конечно, поищите! …Всё!

Вечер. В залах экспозиций Эрмитажа.

Канун закрытия экспозиции. Смотрители провожают из залов последних посетителей. Против течения идёт только Эдмон Тырин. В свитерке. Пожилая достойная дама — смотритель, обращается к нему.

Смотритель: А мы всё, Эдмон Иваныч! Закрываемся, сейчас собачку приведут. Вы куда?

Тырин: Я… Мне… Буквально… Посмотреть. Уточнить. Я… буквально две минутки!

Тырин юркает мимо смотрителя и исчезает в залах, смотритель недоуменно смотрит ему вслед, затем продолжает провожать посетителей.

Смотритель: Пожалуйста, товарищи, поторопитесь! Экспозиция закрывается.

35.

Вечер. В залах экспозиций Эрмитажа.

Тырин спешит-спешит, вдруг замирает в опустевшем зале. Его быстрый взгляд по верхам обнаруживает направленные на него видеокамеры наблюдения. Срочно покидает эту позицию, попадает в другой зал с картинами, проверят взглядом наличие камер – не находит. Тогда он быстро вытаскивает из-за пазухи пискнувшую было Мусю и ставит её на паркет.

Тырин – Мусе (шепотом): Тссс!! Давай, девочка, давай! Вот сюда!

Тырин суёт Мусю под столик с ажурными ножками, выхватывает из кармана смартфон и щёлкает камерой со вспышкой. Затем ставит её на массивный багет одного из полотен и тоже делает снимок. То же самое он проделывает еще в нескольких местах, то и дело приговаривая: «Отлично! Молодчина, Муся! Сейчас-сейчас! Ай, ты моя девочка!» Везде  крыса – рядом с экспонатами музея. И никто не видит, как уже сумеречная анфилада то и дело озаряется отсветом фотовспышек в периферийных залах.

36.

Вечер. Город. Двухэтажный ветхий дом — среди таких же стареньких домов.

На первом этаже ярко горят все окна. Там празднуется свадьба. Праздник в разгаре. Крики «Горько!», шум застолья, музыка, обрывки песен, трели баяна, на занавесках — тени пляшущих.

37.

Вечер. Подполье деревянного дома, в котором играется свадьба.

Здесь группа крыс во главе с Белоснежкой, а также неразлучные Акакий и Лёлик. Здесь музыка грохочет просто над их головами. Вдобавок пол сильно вибрирует в ритм танцующим ногам, и на грызунов сыплется сквозь половые щели всякая пыль и пакость. Белоснежка в возмущении.

Белоснежка: Какая гадость! Какое унижение!.. Ради каких-то свадебных объедков часами терпеть весь этот бедлам!

Крыса 1: О-о, обычно объедки на свадьбах замечательные!

Белоснежка: Это в Астории замечательные, а здесь средний класс живёт. Здесь квашеная капуста, оливье и яблоки.

Крыса 2: Ну, шарлотка, на худой конец.

Крыса 3: Я всё же надеюсь на селёдку под шубой, скорее бы они уже улеглись!

Лёлик: Мда… Надо было идти на поминки. Там тоже с огрызками небогато, но хоть не танцуют… Хотя-я…

Акакий – Белоснежке: Э… Госпожа, вы еще не придумали, как нам завладеть дворцом?

Белоснежка: Я в процессе… Пока что меня озарило, что это… что это должна быть умопомрачительная хитрость!

Крыс 4 (молодой упитанный крыс): Я это… Я что хотел сказать… Вдруг, это полезно для нашей хитрости?

Белоснежка: Говори!

Крыс 4: Нашел я сегодня в одном месте нежнейшие, вкуснейшие… лайковые перчатки. Очень старенькие, но… В общем, обедаю. И вдруг приходит хозяин и включает свет!

Далее иллюстрация воспоминаний Крыса 4 (дело происходит в мастерской Умельца):

Крыс 4 в слабом луче света сидит на полке в окружении нескольких ниточных катушек, вгрызается в лайковую перчатку и жуёт — с заметным удовольствием и утробным ликованием. Вдруг тревога – шаги, щелчок замка, скрип двери. Вспыхивает свет. И тут Крыс 4 видит, что он сидит прямо под носом у страшной, усатой, глазастой кошки! Настоящей кошки, которая на него, на Крыса, строго глядит! Крыс 4 от сильного испуга коротко пукает и с криком «ай-ай-ай-ай-ай!!», бросив перчатку, мгновенно смывается: удаляющийся топот лапок-коготков. Видно, что кошка – чучело.

Крыс 4 продолжает рассказ: …Я сразу догадался, что это чучело, но сделано! Очень натурально. А что если нам это кошачье чучело как-то…

Белоснежка (перебивая): Априори! Чучело мы умыкнём! И я придумаю…  на кой оно нам сдалось!

38.

Вечер. Эрмитаж. Возле дверей реставрационной мастерской.

Тырин подходит к двери, прислушивается, оглядывается по сторонам, но дверь вдруг открывается, и выходит Таня, уже одетая, сталкивается с Тыриным.

Таня: Эдмон Иваныч? А… вы что здесь?

Тырин: Я… Мне… Буквально… Хотел высоту окна замерить! (В руках у Тырина возникает рулетка) Э…  Для новых занавесок чтобы! Вы уходите? Вы тогда мне ключики оставьте?

Таня, поворачиваясь к нему спиной и закрывая дверь на ключ: Извините, Эдмон Иваныч. Директор запретил посторонним сюда.

Тырин: Какой же я посторонний? Я же…

Таня: Извините. До свиданья.

Таня уходит по коридору, звонко цокая каблуками. Тырин гневно-озадаченно смотрит ей вслед.

39.

Вечер. Эрмитаж. Коморка Тырина.

На столе перед компьютером почти в потёмках сидит крыса Муся и лакомится семечками. Весь стол в шелухе. Вдруг тревога – щелчок ключа в замке. Дверь открывается, входит Эдмон Тырин и сразу закрывает за собой дверь на ключ. Включает свет. Муся щурится. Тырин стоит у двери – грустный, «чешет репу», оглядывает коморку ищущим взглядом.

Тырин: Прикрылась лавочка, Муся… Ну? И что же мы сегодня унесем?

Муся продолжает заниматься семечками, а Тырин перебирает на стеллаже старые книжки, папки, заглядывает в коробочки и с неудовольствием швыряет их обратно. Его внимание привлекает небольшой рулон бумаг на самом верху стеллажа. Тырин дотягивается до него, тянет на себя, из рулона выпадает скрученный в трубочку документ. Падает на пол. Тырин подбирает его и разворачивает. Это старинный план-чертёж здания Зимнего дворца. С гербом Империи наверху – двуглавым орлом.

Тырин: О!.. Как же я про тебя забыл?! (Мусе) Живём, Муся! Ты сегодня тоже славно поработала. Пошли-ка домой.

Муся бросила семечку, отряхнула ладошки и с явным удовольствием запрыгнула в раскрытый на стуле портфель.

40.

Утро. Крыша Эрмитажа.

Крыша покрыта свежим снежком, который продолжает сыпаться с неба. Возле воронки водосточной трубы Марсик и Пуха. Марсик собирается сигануть в воронку, чтобы снова увидеть Эмму.

Марсик: Я ненадолго.

Пуха (обиженно): Ага! «Ненадолго»! Опять целый день один буду тут сидеть!

Марсик: Я скоро! Холодно же! В прошлый раз я к подоконнику …примёрз. И потом — я ж научился забираться по трубе вверх!.. Скоро буду!

Марсик ныряет в воронку хвостом вниз — как парашютист. Слышен удаляющийся скрежет когтей по металлу.

Пуха (ему вслед, скептически кивая): Ну-ну…

41.

Утро. Эрмитаж. Кабинет директора.

Петрович сидит за столом — за компьютером. Рядом, у его плеча, со смартфоном в руках, стоит Эдмон Тырин. Петрович большими, не верящими  глазами глядит на монитор — листает снимки, которые предоставил ему Тырин. Снимки: Муся через стекло испуганно глядит на зубы египетской мумии; Муся принюхивается к пяточке младенца на руках Мадонны Литы; Муся таращится на сову в часах «Павлин»; Муся сидит на багете «Возвращения блудного сына»; Муся танцует на фоне картины «Танцы» Матисса; Муся стоит на коленке у юноши из скульптуры «Вечная весна» Родена; Муся со сведёнными к носу глазами – непонимание картины «Композиция VI» Кандинского. На фоне снимков  — диалог Тырина и Петровича.

Петрович: …Боже!

Тырин: А я вам говорил!

Петрович: Но это… Этого не может быть… Сколько ж их там?!

Тырин: Я видел штук десять.

Петрович: …Ужас!.. А почему у них у всех одинаково белое… пузико?

Тырин: Э… Не знаю… Родственники, или… Я вон летом на огороде работал – сам весь черный, а пузико… Поверьте, я за ними гонялся! Но они юркие! Только вот… сфоткал! А наши кошки… (Тут Тырин оглядывается на Эмму, которая давно уже внимательно и возмущенно наблюдает за монитором с подоконника, игнорируя всевозможные сигналы Марсика по ту сторону окна). Наши кошки избалованы донельзя! Нюх потеряли! Гнать их надо, как…

Петрович откидывается в кресле, охватив лицо ладонью. Задумывается. Тырин ждёт решения. По его довольному лицу видно – он чувствует близость победы.

Петрович, подняв глаза на Тырина и снова уткнувшись суровым взглядом в фотосессию Муси: Ладно!.. Заказывайте ваши излучатели… Пусть фирма выставляет счёт. В общем, дальше всё – с бухгалтерией…

Тырин: Хорошо! Хорошо… Как скажете…

Лицо Тырина, идущего к двери, сияет. Тырин уходит. Петрович еще некоторое время сидит за столом, охватив подбородок ладонью, затем встаёт и стремительно уходит из кабинета. Эмма, проследив его уход, оборачивается к Марсику. В её глазах тревога и категоричность, ей есть что передать кошачьему сообществу. Влюблённому, улыбающемуся, ничего не соображающему Марсику Эмма посылает конкретный знак, сначала указав на него, а потом на подоконник под собой (Ты – сюда!) Улыбка сползает с лица Марсика.

42.

Утро. Эрмитаж. Коморка Тырина.

Тырин нервно ходит по коморке и радостно-нервно общается по мобильному, видимо, с Умельцем.

Тырин: … Одобрено! …Да! З00 излучателей… 70 готовы? Отлично! Первую партию нужно доставить сегодня же! И документы давай – срочно! …Слышишь?! Срочно!

День. Снежок. Дворик Эрмитажа. Недалеко от входа для посетителей.

Марсику нужно попасть к Эмме. Он сидит на канализационной крышке и внимательно наблюдает за входом. Вот он видит, что к дверям подходит небольшая толпа людей и проходит внутрь. Марсик срывается с места, бежит, вонзается меж ног заходящих людей и вместе с ними проникает в музей.

44.

День. Эрмитаж внутри. Входная зона.

Марсик, крадучась, минует кассы, возле которых толпятся люди. Затем пробирается мимо турникета.

Контролёр (над головой Марсика): Билетики предъявляем, пожалуйста…

Марсик мимо ног операторов рамки проникает в экспозицию.

45.

День. Эрмитаж. Залы экспозиций.

Марсик пробирается вперед, перебегая из-под одной банкетки под другую. Жмется под витринами, бежит вдоль плинтусов, замирает за колоннами, прячась от смотрителей. Иногда он застывает, открыв рот от восхищения какой-нибудь очередной красотой. Марсик впервые в музее, и музей ошеломляет его чарующим разнообразием и грандиозностью.

46.

День. Межстенное пространство дома, в котором расположена мастерская Умельца.

Вдоль стен в потёмках бегут крысы – впереди Крыс 4, за ним Белоснежка. За нею Акакий, Лёлик и еще пять крыс. Впереди показалась крысиная дыра в стене, сквозь которую льётся дневной свет из мастерской.

Крыс 4: Стоп! Это здесь… За мной.

Крыс 4 юркает в дыру, за ним – остальные.

День. Мастерская Умельца. На полке с чучелом кошки.

В мастерской не так темно, как вечером – свет попадает сюда через небольшие окна за грязными занавесками. Крысы вбежали и сгрудились на полке, вокруг них — ниточные катушки. Между ними и чучелом кошки – Крыс 4. Он предъявляет Белоснежке чучело. Между тем, толпа грызунов сильно впечатлена близостью почти настоящего хищника, все слегка боятся.

Крыс 4: …Вот!!

Белоснежка: …Интере-есненько.

Белоснежка осторожно обходит чучело, затем, осмелев, дёргает его за ус.

Белоснежка: Дохлая!.. Априори!.. Ну-с? И что мы с ней можем сделать?

Лёлик: Я думаю, надо её выпоторошить и надеть на Акакия! Он из нас самый большой!

Акакий: И что?

Лёлик — Акакию: В кошачьей шкуре ты сможешь просочиться к кошакам! В подвалы!

Белоснежка: И?

Лёлик: И ночью всех кошаков …зарезать!

Акакий (возмущенно): Придумал!

Белоснежка: Никаких «зарезать»! Мы не бандитское подполье! Мы благородная оппозиция!

День. Эрмитаж. В кабинете директора.

Взгляд со стороны Эммы, сидящей на подоконнике и глядящей на дверь кабинета. Эмма ждёт Марсика. Вот она взглядывает на настенные часы, которые показывают без пяти 12.

В дверь стучат. Дверь открывается, просовывается голова пожилого реставратора Дмитрия Олеговича, в очках. Подслеповато прищурившись, он вглядывается в пустующее место директора.

Дмитрий Олегович (сам себе): А-а… Нет Петровича. Вышел, стало быть. Ладно…

И пока голова реставратора убирается из кабинета обратно в коридор, мимо его ног в кабинет юрко проникает Марсик. Дверь закрывается. Марсик видит Эмму, и его физиономия опять стремится расползтись в произвольной улыбке.

Эмма: Ну, наконец-то! И часа не прошло!

Эмма спрыгивает с подоконника и не без скрытого кокетства приближается к обалдевшему от её красоты Марсику.

Марсик: Здрасьте.

Эмма: И как тебя зовут?

Марсик: Марсик. А тебя — Эмма. Мы про тебя… Мы знаем, что… ты есть.

Эмма: Всё вы знаете… Пойдём-ка в сторонку, а то… Фу! Это от тебя так пахнет голубями?

Эмма и Марсик следом заходят за стол, чтобы не быть внезапно обнаруженными.

Марсик: Нет… То есть… Там, на чердаке, конечно…

Эмма: А вы знаете, что скоро вас всех вышвырнут из дворца?

Марсик: Чего? Как это вышвырнут?

Эмма: От вас куча всяких болячек. И вас заменят на электронные приборы. Пора бы. Вы бесполезны. По экспозициям бегают полчища крыс.

Марсик (не веря): …Враки!

Эмма (вспрыгнув на кресло Петровича и кивнув в сторону монитора, на котором продолжает развлекаться Муся):  Сам убедись.

Но смятенный Марсик сидит возле стула, глядит снизу вверх на Эмму и ни в чем не хочет убеждаться.

49.

День. Эрмитаж. Зал пульта управления охранными видеокамерами.

На стене, над пультом, больше двух десятков мониторов. За пультом — вставший с кресла и оправдывающийся перед Петровичем дежурный оператор. Петрович стоит, заложив руки за спину, и строго оглядывает мониторы.

Оператор:  …Сергей Петрович, мы видели, он бегал везде, фотографировал… Со вспышкой нельзя, но он… наш сотрудник…

Петрович: А почему он бегал?

Оператор: Так закрывались уже… Я его потом остановил. Он сказал, что хотел фотографию Павлина племяннице послать.

Петрович: А больше никого не видели?

Оператор: Только Тырина… Вот. Посмотрите.

Оператор нажимает кнопки на пульте, меняет картинки, и начинается видео, где Тырин двигается в музейном полумраке, замирает, происходит вспышка и т.д.

Петрович: Остановите-ка… А теперь приближайте.

На Оператора и Петровича с монитора наползает физиономия довольной Муси на фоне шедевра итальянской живописи.

Оператор: Ничего себе!

Петрович: …А я надеялся, что это фотомонтаж.

50.

День. Подвал Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

В подвальное оконце вбегает слегка припорошенный снежком Марсик. Он возбуждён. В это время тётя Маша кормит кошек. Их возле мисок довольно много. Среди обедающих – и Тихон, и Стёпка, и сам Баламара. Все удивлённо поднимают головы навстречу запыхавшемуся Марсику.

Марсик: Нас это… Нас всех хотят из дворца… турнуть!

Баламара: …Повтори-ка?

Марсик: Говорю, всех нас из-за аллергии… отсюда уберут! А нас заменят всякими приборами… от крыс! А крыс в музее – до чёртиков! Гуляют где хотят! Сам видел! Прямо по галереям!

Тихон (с тревогой подходя к Марсику): Сынок… Тебе не приснилось?

Коты и кошки начинают собираться вокруг Марсика.

Марсик: Да нет же!.. Всё правда!

Баламара: А как ты оказался внизу? Ты же на чердак сослан. На неделю!

Марсик: Да, сослан… Я это… О! Я с крыши упал!

Баламара (с некоторым облегчением): …Понятно.

Тихон (быстро, с заботой оглядывая Марсика): Как упал?! Он ударился головой! Ему нужна помощь!

И Тихон вдруг громко, совершенно по-кошачьи мяукает, специально обращая на себя внимание тёти Маши. Тётя Маша, занятая мытьём мисок, оглядывается, видит Марсика в кругу сердобольных кошек и ужасается.

Тётя Маша: Господи!.. Марсик!.. Свалился что ли?! Да как же вы…

Тётя Маша, шаркая тапочками, семенит к Марсику, наклоняется, бегло ощупывает его, берёт на руки и уносит вдаль. Тихон на правах родителя семенит следом.

Тётя Маша (удаляясь): Пойдём, пойдём, милый, покажу тебя доктору… Закупорить надо все дырочки на чердаке, а то вы тут все у меня перебьётесь!

Через плечо тёти Маши Марсик еще пытается что-то объяснить, но понимания не находит.

Марсик:  Всё правда, пап!.. Беда у нас, беда!

Баламара (всем): Ничего. Оклемается… Это ж надо!

51.

День. Мастерская Умельца.

Хозяина в мастерской нет. Продолжение хлопот крыс на полке с чучелом кошки. В пузе чучела большая дыра, под дырой на полке куча опилок. Вокруг кучи стоят-сидят крысы и глядят в дыру, из неё продолжают сыпаться опилки, слышно кряхтение Акакия. Наконец Акакий падает из дыры в кучу опилок и, сидя на куче, отдувается и утирает пот.

Белоснежка: …Ну?

Акакий: Неа! Большая очень. Ничего не получится. Да и потом, как мы её отсюда…

Белоснежка: А жаль! Шикарная получилась бы история! (предаётся воспоминаниям) Когда я была маленькой, мы жили в библиотеке. И однажды мама рассказала мне про Троянского коня, которого…

Тревога – шаги, голоса, ключ в замке, скрип двери, включение света. Крысы мгновенно прячутся за всякий хлам, но полку не покидают. Сверху им видно и слышно всё, что происходит в мастерской, в которую вошли Умелец и Тырин.

Умелец: Не боИсь, успеем! 70 штук прямо сейчас забирай, сегодня же и устанавливайте! За пару дней остальные сделаю…

Тырин: Сегодня же и установим! Пока он не передумал! …Счёт нужен!

Умелец, не раздеваясь, плюхается в кресло, Тырин присаживается на стул.

Умелец: Счет готов, реквизиты есть, с утра отправлю вам по электронке, не боИсь. …Новенькое что-нибудь принёс?

Тырин: В мастерскую не пустили, но… (Тырин лезет за пазуху и извлекает наружу свиток чертежа здания Эрмитажа). Вот! Взгляни-ка…

Умелец разворачивает свиток, глядит на герб: …Та-а-ак. Копия?

Тырин: Обижаешь! Копией я его подменил! Еще летом! Это самый первый чертёж всего здания дворца! Со всеми деталями! И всякими величествами подписанный!

Умелец: Много не дам… (ткнув палец в чертёж) А это тут что такое?

Тырин (привстав над столом): …А-а, это старый тоннель. Для отвода воды из подвалов  в канализацию. Если наводнение затопит. Чтоб вручную не откачивать. Видишь значок — три волны? Сейчас-то не затапливает, никто и не знает, где этот люк.

В этом месте Белоснежка переглянулась с Акакием и Лёликом и часто заморгала.

Умелец: Тоннель? И никто не знает? Так может…

Тырин: Не-е, я уж думал. Слишком узкий.

Белоснежка (шепот): Вот что нам нужно!

Лёлик: Априори!

52.

День. Снежок. Крыша Эрмитажа, припорошенная снегом. Воронка водосточной трубы.

Из воронки с кряхтением и скрежетом выбирается на крышу обессиленный Марсик и пытается отдышаться. Вдруг слышит голос Пухи.

Пуха: А обещал «быстро»…

Марсик оглядывается по сторонам и находит рядом Пуху — в виде сугроба.

Марсик: О! Ты что, так и сидишь весь день?

Пуха: Ты обещал быстро, а сам…

Марсик (вздохнув): Ох, Пуха… Тут такие дела!

53.

День. Мастерская Умельца. На полке с чучелом кошки.

Крысы (Белоснежка, Акакий и Лёлик) продолжают наблюдать за Умельцем и Тыриным. Те сидят за столом и спорят.

Тырин: Да этот чертёж миллионы стоит!! …Ну, добавь хоть…

Умелец: Я свою цену назвал! Точка!.. Так что?

Тырин (понуро): …Ладно. По рукам…

Умелец: По рукам.

Умелец сворачивает чертёж в свиток, встаёт и вдруг направляется прямо к той полке, на которой притаились Белоснежка, Акакий и Лёлик. Крысы приседают за коробкой, а Умелец кладёт свиток чуть ли им не под нос, забирает коробку, за которой прячутся крысы, и, не замечая их, возвращается к столу. Крысы шарахаются за соседние коробки. Умелец ставит коробку на стол.

Умелец: Вот твои излучатели. Красавы… Ровно 70. Забирай!

Белоснежка и Акакий на полке высовываются из-за коробки, перед ними – свиток чертежа. Белоснежка расползается в коварной улыбке.

Белоснежка (шепот): Спасибо, дяденька!.. Всё. Бежим!

Акакий хватает свиток, и с лёгким шуршанием крысы мгновенно покидают полку.

54.

День. Чердак Эрмитажа.

Пуха и Марсик сидят рядом. Перед Пухой миска с кормом. Пуха подвигает миску Марсику.

Пуха: Я тут тебе оставил, ешь. Тёть Маша принесла. Ешь мою порцию… Твою я съел.

Марсик: Спасибо. Не до еды.

Пуха: Да уж…

Марсик (горячо, с обидой): А главное – они не поверили! Они мне не поверили!.. Обидно!

Пуха: А как ты от ветеринарши-то удрал?

Марсик: Тёть Маша велела дядь Мише меня на чердак отнести, а он забыл. Старенький. И ушёл. Пришлось самому… (далее о наболевшем) А может, им Эмму привести? Ей-то поверят! Как-никак подружка директора!

Пуха: Это мысль.

Пуха придвигает миску обратно к себе и начинает есть. Марсик весь в своих мыслях.

55.

День. Старая подземная городская канализация. Своды. Эхо. По дну бежит ручей.

Огромная свора крыс, возглавляемая Белоснежкой, мчится вдоль стены по широкому выступу. У двоих-троих горящие факелы. Резко останавливаются. Белоснежка мгновенно разворачивает свиток чертежа, глядит в него, ей освещают факелом.

Белоснежка: Та-а-ак. Это должно быть где-то здесь.

Приглушенный крик Крыса 4 неподалёку впереди: Может, тут?

Крысы поворачивают головы в его сторону и бегут к нему. Крыс 4 стоит, держась за приоткрытую чугунную дверцу с засовом. За дверцей – слабо освещенная комната.

Белоснежка (оглянувшись): Огонь сюда!

Две крысы с факелами осторожно перелезают через высокой порог, Белоснежка и остальные тянутся за ними и оказываются в небольшой глухой комнате площадью около 20 метров. Здесь по углам старая бочка, пустой ящик, сломанная лопата, отрезки водопроводных труб, моток пакли, банка черной краски с высохшей кистью, сломанная деревянная лестница вдоль стены, календарь за 1957 год с изображением Ленина, несколько гаечных ключей на полу, перевёрнутый табурет, окурки, чайник, прочий водопроводный хлам. Все покрыто слоем пыли.

Акакий: Неа… Это, скорей всего, коморка для инвентаря.

Лёлик: И она никуда не ведет.

Белоснежка: Вижу. Пошли!

Крысы покидают коморку, быстро двигаются дальше и почти сразу останавливаются возле давно высохшего слива – круглый ход диаметром около 40 см тянется куда-то в стену под небольшим углом вверх, а рядом с ним к кирпичной стене привинчена зелёная от старости табличка с изображением трёх волн.

Белоснежка (остановившись под табличкой, командует бегущим по инерции крысам): Стоять!.. Смотрите! Три волны!

Лёлик мгновенно разворачивает перед Белоснежкой свиток чертежа, а Крыс 4 подсвечивает ей факелом.

Белоснежка (ткнув пальцем в чертёж, шепотом): Вот оно! Здесь тоже три волны! Мы нашли то, что искали! Мы прямо под дворцом! Ура!

Все крысы (шепотом): Ураааа!

56.

День. Подвалы Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

Дворник дядя Миша перекусывает, разложив на столе что-то в газете и термос. На столе же посвистывает в клетке канарейка. Стёпка с опозданием обедает, опустошая свою миску, больше поблизости кошек нет. Только вдалеке.  В подвал входит тётя Маша. Останавливается напротив дворника и, подбоченившись, сообщает последние новости.

Тётя Маша – дяде Мише (негромко): Представляешь, в анфиладах крыс видели!

Стёпка аж подавился над своей миской. И весь превратился во внимание.

Дядя Миша: Да ну! Откуда…

Тётя Маша: Видели! И даже засняли! Говорят, директор в наших кошек уже не верит, хочет заморские аппараты везде понаставить, которые… Они малюсенькими такими снарядиками пуляют по крысам! Ни людей, ни кошек не убивают! Только по крысам!.. Ну, и по мЫшам.

Дядя Миша: Да ну…

Тётя Маша: Вот те крест! Мне Клава сказала!

Степка опрометью удаляется в перспективу подвала.

57.

День. Крыша Эрмитажа. Снежок.

Пуха и Марсик, оставляя в снегу следы, приближаются к заветной водосточной воронке. Но она завалена выпавшим снегом. Остановились, глядят.

Пуха: Не-е. Не лезь сейчас, застрянешь в снегу.

Марсик: А как же…

Пуха: Никуда не денется твоя Эмма… К вечеру потепление будет.

Марсик:  Точно? Кто сказал?

Пуха: …Ну, голуби. И что?

58.

День. Подвал Эрмитажа. Мало посещаемая галерея. Вокруг ни души.

В полу под слоем пыли едва заметен металлический диск диаметром около 40 см. На диске изображены три волны. Диск вдруг дёрнулся, чуть двинулся по оси с тихим металлическим скрежетом, чуть приподнялся его край, отчего с него съехал слой пыли.  В образовавшуюся щель высовываются три крысиных носа – один белый и два серых. Слышен громкий шёпот Белоснежки.

Белоснежка (под диском): Априори!

Диск-крышка тихо опускается и точно занимает своё прежнее место, как будто ничего и не было.

59.

День. Подземная городская канализация. Возле старого слива с  табличкой «Три волны».

Вокруг старого слива сидит множество крыс. Они ждут возвращения оттуда Белоснежки и Акакия с Лёликом. И вот троица выкатывается из тёмноты тоннеля.

Белоснежка (отдышавшись, тихо, проникновенно): …Да! Это именно тот шанс, который мы так долго ждали!.. Дорогие друзья! Мои верные соратники! Моя… семья!!  (утёрла слезу) У меня созрел хитроумнейший план! Вам я его не расскажу во избежание предательства, вы меня понимаете, но к его реализации я приступаю прямо сейчас! До вечера отдыхайте, а вы (Акакию и Лёлику) ко мне!

Крысы расползаются по сторонам, а Акакия и Лёлика Белоснежка увлекает в сторону и заговорчески с ними шепчется.

Белоснежка: Тут недалеко есть аптека номер 10. Знаете?

Акакий: Конечно!

Лёлик: Мм-м! Гематоген!

Белоснежка: Уже хорошо!

60.

День. Эрмитаж. Подвалы. Малопосещаемая галерея.

Кот Баламара и едва поспевающий за ним Стёпка приближаются к группе кошек. Баламара останавливается возле котов и кошек, обводит их внимательным взглядом и взволнованно обращается к ним.

Баламара: Коллеги!.. У нас… катастрофа. Я объявляю большой сбор. Сегодня ночью все должны быть здесь. Включая дежурных, которые наглухо запрут входы. Передать всем!

Баламара величественно удаляются.

Стёпка (подводя черту, всем, тихо): Такие вот дела…

И Стёпка не без важности следует за Баламарой.

61.

День. Эрмитаж. Кабинет директора.

Эмма в углу лакает сливки и прислушивается к голосу директора. Директор сидит за столом, держит перед собой один из ультразвуковых излучателей, остальные – в раскрытой коробке перед ним. За плечом директора – Тырин в услужливой позе, а перед столом два технических работника Эрмитажа, в спецовках. Директор обращается к ним.

Директор (интонация убедительной просьбы): Ребята, это нужно срочно сделать. Ночью поработаете?

Работник 1: Конечно, Сергей Петрович, надо так надо.

Директор: Надо начать с залов, наиболее уязвимых для грызунов. Пусть вам Дмитрий Олегович поможет – с которого начать, я ему позвоню… Да везде надо! (Тырину) …Когда остальные приборы поступят?

Тырин (с готовностью): Э… Послезавтра уже все будут здесь! Все будут!

Директор: Хорошо. (Работникам) Установите те, что есть, и подключаете — пусть сразу работают. Хоть в тестовом режиме. Всё! Давайте!

Работники забирают коробку и уходят. За ними уходит довольный Тырин. Эмма от миски с молоком провожает его подозрительным прищуром. Петрович возвращается к бумагам на столе.

62.

Вечер. Чердак Эрмитажа.

У слухового окошка, на фоне заката, Пуха и Марсик одинаково дремлют, поджав под себя лапы. У Пухи бурчит в животе.

Марсик (не открывая глаз): У тебя в животе бурчит.

Пуха: …Давно?

Марсик: Минут пять.

Пуха: Значит, сейчас тёть Маша придёт.

И тут же где-то громко поворачивается ключ в замке, скрипит дверь. Приближаются шлепки тётимашиных тапок. Тётя Маша несёт в руках две миски.

Тётя Маша: Привет, женихи… Ну? Слопали?

Тётя Маша ставит на пол миски с кормом, забирает пустые миски, при этом балагурит. Коты-подростки тут же приступают к еде.

Тётя Маша: Марсик, ты оклемался? …И больше мне с крыши не прыгать! Нечего вам на крыше делать, жалко ж вас потом до жути. Ярополк вон, царство небесное… Ладно, пошла, утром приду… Не балуйте тут.

Тетя Маша, гремя ключами, удаляется к двери чердака, а коты недоуменно глядят ей вслед.

Пуха: Что она про Ярополка сказала?

Марсик: …Похоже… на другие планеты дядь Ярополк отправился.

Пуха: Как это?

Марсик: …Добрый был дядька. Только старый.

63.

Вечер. Над городом снежок. Уже уютно загорелись желтыми огнями фонари и окна домов. Между серых зданий — старенький домик со старомодной вывеской «Аптека».

64.

Вечер. Зал старой городской аптеки.

Деревянная стойка с полукруглыми вырезами в стёклянных перегородках. Посетителей нет. За стойкой на стуле дремлет пожилая аптекарша в очках, сползших на кончик носа. Внимание наблюдающего – на вентиляционную отдушину у плинтуса: за латунной решёткой движение, шепот.

65.

Вечер. Межстенное пространство в аптеке. С обратной стороны вентиляционной отдушины.

Здесь в потёмках возятся Акакий и Лёлик. Они только что явились и оба — запыхавшиеся.

Акакий: Там дальше большая дырка есть, в кладовой. Быстро хватаем и бежим!

Лёлик: Помнишь, что хватать-то?

Акакий: Валерианку! Много!

Лёлик: Во-во!.. И маски пора надевать!

Акакий: Априори!

Акакий и Лёлик мгновенно выхватывают откуда-то маски с резинками и нахлобучивают их на морды. Маски являются масками крыс, поэтому изменений во внешности налётчиков практически не происходит.

Акакий (глухо командует): Вперёд!

Оба крадучись удаляются вдоль стены в сторону кладовки.

66.

Ночь. Подвалы Эрмитажа. Малопосещаемая галерея.

Здесь Баламара собрал своё кошачье сообщество. Баламара на возвышенности – на трубе теплотрассы, коты и кошки расположились вокруг, пониже. Собрались все, кроме Марсика и Пухи.

Баламара: Я собрал вас, потому что у меня есть, что вам сказать. Первое. В иные миры ушёл наш старый товарищ Ярополк… (Среди собравшихся несколько возгласов неожиданности). Мы всегда будем помнить нашего отважного и доброго друга… Второе. Я должен извиниться перед Марсиком, которому не поверил. Сейчас он с Пухом дежурит на чердаке, позже я принесу ему личные извинения. Третье. Я благодарен коту Степану (Степка неподалёку от Баламары зарделся и скромно потупил взгляд) за его бдительность. И последнее. Скоро нас всех выкинут на помойку. (Пара кошек охнули и откинулись в обморок).

67.

Ночь. Подземная городская канализация. Возле старого слива с  табличкой «Три волны».

При свете факелов Белоснежка выступает перед скоплением крыс. Акакия и Лёлика среди них пока нет.

Белоснежка: …Кошаки выйдут из этого тоннеля и направятся сюда! (Белоснежка пробегает по уступу стены несколько метров — к приоткрытой двери комнаты для слесарного инвентаря). И когда сюда забежит последний кошак, вы выскочите из укрытий, захлопнете дверь и задвинете засов!

Молодая, амбициозная крыса: …Госпожа Белоснежка, а скажите-ка нам, почему это вдруг кошаки, вообще, сюда попрутся? …А?

Белоснежка выслушивает вопрос с видимым удовольствием. Потому что видит, как к ней, надрываясь от тяжести, возвращаются с задания запыхавшиеся Акакий и Лёлик. У обоих на плече по пластмассовому  флакону с надписью «Капли валериановые». Крысы с натугой опускают флаконы перед Белоснежкой и, утирая пот, едва переводят дыхание.

Белоснежка (театральный жест в сторону флаконов): А вот почему!

И Белоснежка выхватывает из-за спины большую оранжевую клизму. Над собранием — вдох ужаса. Большие глаза. Крысы невольно отшатнулись, представив себе нечто совершенно немыслимое.

68.

Ночь. Один из экспозиционных залов Эрмитажа.

Окна темны. Электричество горит в экономном режиме. Два технических работника в разных частях зала устанавливают над плинтусами ультрафиолетовые излучатели – маленькие белые коробочки, с мыльницу, похожие на небольшие радиоприёмники – с динамиком и крохотной лампочкой. Излучатели монтируются в одну сеть, коммутируются к одному проводу, тянущемуся над плинтусами. Периодически в зале коротко и гулко визжит дрель. Иногда мастера включают фонарики, подсвечивая себе.  Изредка слышен звук уроненного инструмента или шурупа. В остальном здесь тишина. Сверху на работников, ползающих вдоль плинтусов, с улыбкой глядят герои живописных полотен.

69.

Ночь. Подземная городская канализация. Возле старого слива с  табличкой «Три волны».

Все крысы попрятались. Кое-где их уши и усы торчат из-за старых коммуникаций, но, в целом, кажется, что канализационный тоннель пуст, только возле старого слива возня — Белоснежка командует Акакием и Лёликом.

Белоснежка (громкий шепот): Катите-катите!.. Катите-катите-катите-катите… Еще-ещё-ещё… Стоп!

Белоснежка пятится к двери коморки для инвентаря, маня на себя Акакия и Лёлика, которые упёрлись во флакон с валерьянкой и катят его, как бочку, в направлении Белоснежки. Когда флакон равняется с высоким порогом двери, Белоснежка останавливает их.

Белоснежка: Ставим!.. Теперь скручиваем крышку.

Белоснежка: А теперь выливаем содержимое внутрь!

Лёлик: …Всё?!

Белоснежка: Всё до капли!

Акакий и Лёлик наклоняют флакон через порог, и валерьянка с гулкими бульками покидает флакон. (Белоснежка говорит «Фу-у!» и отворачивает от коморки нос). Крысы вновь ставят флакон «на попа». Он теперь лёгкий. Белоснежка вдруг обходит пустой флакон, быстро отодвигает его от стены, пятится от него, к недоумению двух крысов, разбегается и во всю силу пинает. Флакон долго летит, плюхается в канализационный поток и уплывает.

Белоснежка хихикает, но шепотом: Давно мечтала это сделать!.. Так. Что у нас дальше?

70.

Ночь. Подвалы Эрмитажа. Мало посещаемая галерея. Продолжение собрания кошачьего сообщества.

Баламара (строго): …потому что кто-то из нас, кто-то очень конкретный, допустил на своём конкретном участке вопиющее разгильдяйство! Опозорив таким образом… э… Подмочив репутацию всего нашего сообщества! И нанеся непоправимый ущерб всему мировому… э… и нанеся непоправимый ущерб!

71.

Ночь. Подземная городская канализация. Возле старого слива с табличкой «Три волны».

Акакий, Лёлик и Белоснежка возле второго флакона валерьянки, уже открытого. Клизма торчит наконечником во флаконе, Лёлик путём обнимания её сдавливает, выпуская пузыри, и теперь она всасывает содержимое флакона. Белоснежка на переднем плане объясняет Акакию детали задачи:

Белоснежка (шепот): Лужа валерьянки у нас там! (Указывает на коморку для инвентаря). И именно туда должна вести валериановая дорожка! Здесь её должно быть много – а там мало! Там (палец вверх) они должны унюхать только капельку! И тогда глупые кошаки прибегут именно сюда! К морю валерьянки! Для них это… Это… Это…

В этот момент клизма всосала всю жидкость и приняла свою обычную форму.

Лёлик (шепот): Готово!

72.

Ночь. Подвалы Эрмитажа. Мало посещаемая галерея. Продолжение собрания кошачьего сообщества.

Баламара: …несмотря на всю нашу …симпатичность.

Кто-то из толпы котов робко спрашивает Баламару: И что же нам теперь делать?

Баламара: «Что делать!» …Крысы – в музее! Их немного, но это факт. Убеждён: в первую очередь нам необходимо еще теснее сплотиться вокруг… своих рядов! …Идя навстречу пожеланиям… Что там происходит?!

За полминуты до этого ТАМ происходило вот что: Оказалось, что люк заброшенного стока — всего в каких-то 30 метрах от последних рядов кошачьего собрания. И вот его пыльная круглая крышка со знаком «три волны» опять дрогнула, слегка поворачивается, приоткрывается и беззвучно ползёт в сторону, полностью обнажая вход. Оттуда выдвигаются сначала уши и нос Акакия, затем наконечник клизмы. Следом появляется и голова Лёлика. На последних словах Баламары Акакий командует.

Акакий – Лёлику (шепот): Дави!

Лёлик изо всех сил, стиснув зубы и зажмурившись, обнимает круглое тело клизмы, в результате тонкая струйка валерьянки длинно стреляет в сторону собрания, оставляя на полу подвала ровную дорожку. Аромат этой струйки и чувствуют через пару секунд кошки в последних рядах собрания. Между тем, в люке, за головой Лёлика, на мгновение возникают белые уши Белоснежки, слышна её короткая команда «А теперь бежим!», и вся троица вместе с клизмой исчезает, оставив люк слива гостеприимно открытым.

Баламара, вглядываясь в корму аудитории: …Да что там такое!

Носы кошек в последних рядах с интересом тянут воздух. Они, будто зомбированные, привстают с места, расплываются в сладких улыбках, томно жмурятся и вдруг направляются к пахучему люку, ничего больше не замечая вокруг. Коты и кошки трутся о дорожку валерьянки усами, ушами, брякаются и трутся спиной, вскакивают и, увлекаемые всё усиливающимся запахом, стремительно приближаются к люку, млея и мяукая. Первые кошки уже бесстрашно ринулись в тоннель слива, за ними другие! А волна валерианового эфира докатилась и до ноздрей Баламары, который вдруг перестал думать, а только бодро муркнул, соскочил с трубы и, как молодой, припустил вдогонку исчезающей в люке кошечьей аудитории. Подвал опустел меньше чем за полминуты!

73.

Ночь. Подземная городская канализация. Возле старого слива с табличкой «Три волны».

Кошки одна за другой появляются в зёве старого слива, торопливо, как по команде поворачивают направо, пробегают несколько метров по уступу стены и ныряют через порог в комнату для инвентаря. Этот поток очень радует крыс, попрятавшихся по шхерам и тайно наблюдающих накопление кошаков в уготовленных для них застенках.

Ночь. Там же. Укромный уголок ввиду потока кошек.

Пять крыс, спрятавшихся неподалеку за толстым кабелем, хихикают и потирают лапы. Среди них Крыс 4, он быстро шепотом считает.

Крыс 4: 56, 57, 58, 59… 60… 61, 62… Красота! 63, 64, 65…

Ночь. Подземная городская канализация. Возле старого слива с табличкой «Три волны».

Из-за приоткрытой двери комнаты для инвентаря слышны сладкие мяуканья и мурканья, это просто какой-то восторженный хор. Последним, вслед за двумя молодыми кошками с носами по ветру, из слива выкатывается и благополучно забегает в комнату для инвентаря Баламара. Возле амбразуры слива, откуда ни возьмись, возникает Белоснежка. Она крайне осторожна – ждёт несколько секунд, не появится ли еще кто-нибудь, опоздавший, быстро заглядывает в слив и, убедившись, что он пуст, вдруг даёт всей канализации отмашку.

Белоснежка (громко): Давай!!

Из всех щелей канализационного тоннеля выскакивают крысы. Они молниеносно подбегают к тяжелой двери и наваливаются на неё стеной из собственных тел. Дверь сопротивляется, но всё же начинает двигаться и, в конце концов, со скрежетом захлопывается. Беспорядочный кошачий хор становится менее слышным. Взбираясь друг на друга, крысы быстро достигают высоты ржавого засова, упираются всеми силами и с глухим стуком задвигают засов за скобу.

Ночь. Участок старого канализационного тоннеля где-то в 300 метрах от слива «Три волны».

Полумрак. Журчащий канализационный поток, быстро несущий, кроме прочего хлама, и пустой флакон из-под капель валерьянки.

Откуда-то из глубин тоннеля сюда докатывается восторженный вопль крысиного воинства: Уррааа!!!

77.

Утро над городом. На востоке выглядывает солнце. Вот оно золотит высотки, купола и шпили, зажигает ярко белым припорошенные снегом крыши, радует город буквально несколько  мгновений и мягко уходит в низкие тучи, которые вечно дежурят над северным городом – бдительно следят, чтобы он не пострадал от излишков яркого света, как музейная живопись от вспышек фотокамер. Солнце уходит, и город, а с ним и великолепный Зимний дворец, погружаются в утренний полумрак.

78.

Утро. Залы Эрмитажа. Дневной свет.

В залах только труженики, закончившие монтаж излучателей. Один из них сидит на банкетке, устало подперев голову руками, второй вылезает из-под витрины и тащит за собой кофер с инструментами.

Второй (кряхтит): Всё, кажется.

Первый (подняв голову): Врубай.

Второй подходит к стене, включает тумблер, и в четырёх углах по периметру зала, чуть выше плинтуса, слабо загораются зелёные огоньки излучателей.

79.

Утро. Подвалы Эрмитажа. Мало посещаемая галерея в районе люка «Три волны».

Толпа крыс – в подвале. Они радостно оживлены, оглядывают помещение, потолочные своды – как туристы в музее. Крысы столпились вокруг люка «три волны», крышку которого Акакий и Лёлик под руководством Белоснежки ставят на место и слегка забрасывают пылью (подобно тому, как собаки зарывают за собой). Белоснежка тут же занимает место в центре крышки и выступает, обращаясь к сородичам.

Белоснежка (на всякий случай шепчет, но громко: Братья и сёстры! Это случилось! Мы заняли дворец. Теперь задача – удержаться здесь надолго! И она потруднее. Сейчас – прятаться! Дождёмся ночи. Всем рассредоточиться!

80.

Утро. Эрмитаж. Коридор служебных помещений.

По коридору, еще в пальто и с шапкой в руке, идёт Петрович. Сотрудников пока нет, еще рано, каблуки директора одиноки в шумовой гармонии здания. Петрович тянет на себя одну из дверей, заходит, и коридор вновь пустеет.

81.

День. Эрмитаж. Зал пульта управления охранными видеокамерами.

Оператор встаёт из-за пульта навстречу входящему Петровичу. Пожимая ночному дежурному руку и бегло оглядывая мониторы, Петрович интересуется.

Петрович: Ну, как тут?

Оператор: В норме… Ребята час назад ушли. Всё сделали. Включили.

Петрович: А… Гостей-то не видел?

Оператор: Крыс-то? Не… И датчики движения в норме.

82.

Утро. Подвалы Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

Пустые плошки у стены и никого нет. В двери поворачивается ключ, и в подвал в расстегнутом пальто и вязаном берете входит тётя Маша.

Тётя Маша: Ну, здравствуйте, мои хоро…

Тётя Маша видит подвальную галерею абсолютно пустой, и на лице её рождается непередаваемое изумление.

Тётя Маша: Э-э!.. Вы где все?? …Кыс-кыс…

Подвал не отвечает ни звуком, и тётя Маша, уронив на стол сумку, не раздевшись, медленно идёт в пустоту подвала.

Тётя Маша: …Кисоньки мои…

83.

Утро. Чердак Эрмитажа.

Пуха дремлет, а Марсик нетерпеливо ходит мимо него взад вперед, он не может столько спать, и он голоден.

Марсик: Сколько можно спать!.. И когда, наконец, у тебя забурчит в животе?

Пуха: …Уже целый час бурчит.

Марсик: А тёть Маши всё нет и нет!

84.

Утро. Эрмитаж. Кабинет директора.

Эмма спряталась под столом. Она крайне встревожена, из-под стола она видит сидящую на стуле и рыдающую тётю Машу, и директора, подающего ей стакан с водой.

Тётя Маша (всхлипывая): …Нету-у, нету-у, дорогой вы мой! Я сколько могла — обошла! Нету нигде! Ни души! О-о-ой! Господи-и-и! Хорошие мои-и-и-и! Куда ж вас…

Петрович: Ну-ну-ну-ну, успокойтесь! Найдутся…

Тётя Маша: Где найдутся, как найдутся… Никогда ж такого не было…

Петрович: …Ну, хорошо! Пойдёмте вместе их поищем.

Утро. Подвалы Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

В подвал входят заплаканная тётя Маша и следом за ней Петрович. Подвал по-прежнему пуст.

Тётя Маша: Где вы, сладкие мои! (всхлипывая) …Вот видите? Никого! Вот что думать?

Петрович замирает, в недоумении прислушиваясь к тишине, затем тянется к мобильнику, набирает номер.

Петрович: …Пост? Отключите-ка все эти ультразвуковые излучатели… Прямо сейчас!

Петрович быстро уходит. Тётя Маша остаётся одна, опускается на стул возле стола с канарейкой.

Тетя Маша: …Ой, горе мне, горе… И не поели…

86.

Утро. Подвалы Эрмитажа. В 100 метрах от места кормёжки кошек.

Около двадцати крыс сидят, спрятавшись под трубой. Отсюда они видят в противоположном конце подвала, у двери за столом, всхлипывающую тётю Машу.

Крыса 1: И долго нам тут сидеть?

Крыса 2: А чё не сидеть? Сухо, тепло!

Крыса 1: Надо было кроссвордов набрать!

Крыс 4: Лично я уже проголодался…

Крыса 5: Здесь где-то должен быть кошачий корм! Поищем, когда она уйдёт!

Крыса 2: Фу-у! Кошачий корм!

Крыса 5 – Крысе 2: Ой-ой-ой!! Не пробовала — не говори!! …Пальчики оближешь!

Крыс 4 (потирая лапы): Уж ночью-то проверю здешнюю кухню!

87.

День. Коморка для инвентаря в подземных канализационных коммуникациях.

В квадратной комнате, при слабом освещении, на всех плоских поверхностях крепко спят разноцветные и разновеликие коты и кошки. На бочке, на ящике, на лестнице, прислонённой к стене, в перевёрнутой табуретке и, конечно же, весь пол коморки устлан пушистыми кисами. В коморке и мурчание, и храп, и вздохи, и сонные зевки, и слабое шевеление. Спят и вдоль, и поперёк, и друг на друге – спят сладко и уже долго. Первой просыпается молодая кошка в центре комнаты. Она неуверенно поднимается, садится и безразличным взглядом смотрит вокруг себя.

Молодая кошка: …Что это… было?

88.

День. Эрмитаж. Кабинет директора.

Перед столом Петровича вытянулся (руки почти по швам) Эдмон Тырин. Эмма на всякий случай сидит под столом, поскольку Петрович разговаривает хоть и сдержанно, но на повышенных тонах.

Петрович (сидя за столом и потрясая бумажкой – инструкцией к ультразвуковому излучателю): …Я хочу знать, как работа прибора может повлиять на самочувствие людей! В инструкции об этом ни слова!

Тырин: Э… Но там же написано – воздействует только на крыс и мышей.

Петрович: Я это читал! Но после включения приборов из подвалов исчезли все кошки! Все до одной!

Тырин: К… Как?!

Петрович: Мне нужен квалифицированный инженер от фирмы-поставщика. И гарантии, что излучение безвредно для людей!.. И кошек. Поняли меня?

89.

День. Чердак Эрмитажа.

Пуха и Марсик молча сидят возле своих пустых мисок и внимательно их рассматривают.

У Пухи активно бурчит в животе. Оба посмотрели на живот Пухи.

Марсик (размышляет): …Теперь у тебя в животе бурчит так, как будто к нам должны прийти сто миллионов тёть Маш.

И тут они оборачиваются на звук поворота ключа в замке чердачной двери. Тётя Маша входит на чердак. Голодные коты бегут навстречу и активно трутся о её ноги. Тетя Маша всё еще в пальто и вязаном берете. Видя котов, она останавливается и в приступе радостного волнения, без сил опускается на одну из чердачных перегородок.

Тетя Маша: Господи! Вы тут… Хорошие мои! Марсик… Пуха… Вы тут! Где ж братишки-то ваши… Сейчас принесу вам… Сейчас всё принесу!

Тётя Маша наглаживает котов, затем тяжело встаёт и уходит. Коты недоуменно глядят ей в спину.

90.

День. Эрмитаж. Коморка Тырина.

Тырин нервно ходит по комнате и говорит по сотовому телефону, видимо, с Умельцем.

Тырин (вполголоса): Директор требует гарантии качества! Ему срочно нужен инженер — представитель фирмы-изготовителя излучателей! Ты можешь завтра с утра изобразить инженера? Ну, костюм и всё такое… Да тут такие дела! В общем, твои излучатели оказались слишком мощными…

91.

День. Мастерская Умельца.

Умелец за столом. На столе несколько приборов-излучателей, половина из них в разобранном виде. Дымится паяльник. Умелец по мобильному телефону отвечает на звонок Тырина.

Умелец: …Как ушли? …Все?

Умелец вдруг хохочет, обнажая ряд золотых зубов.

Умелец: «Слишком мощные!» …Приборы – пустышки, дорогой! Футляр да лампочка! Никаких излучений! Так что ищи своих котов! Без них крыски набегут! Полчища! И тогда беда музею! И тебе! А инженера я тебе с утра сделаю, не бойся!

Умелец выключает телефон. Улыбка с его лица сползает.

Умелец (соображает, затем тихо, зло): …А ведь и меня подставишь!..

Умелец вдруг что-то смекает, нагибается, извлекает из-под стола самодельную бомбу, взвешивает её на ладони.

Умелец: Сделаю тебе инженера… С утречка…

92.

День. Эрмитаж. Коморка Тырина.

Тырин прижимает к груди свой сотовый телефон. Лицо испуганное, взгляд в никуда. Сглотнул. Бессильно опускается на стул.

93.

День. Коморка для инвентаря в подземных канализационных коммуникациях.

Все кошки проснулись. Несмотря на прохладу и сырость, у некоторых всё еще квёлые взгляды. На перевёрнутой бочке, выше всех – Баламара.

Баламара: Итак, что мы имеем? Запертую дверь. Отсутствие …тепла, еды, питья и воздуха. Зато у нас полная… неизвестность впереди. И сейчас нам нужно еще теснее сплотиться вокруг…

Молодая кошка (вопрос с места): Но как мы здесь оказались?

Её поддерживают еще несколько молодых голосов: Я ничего не помню! Кто нас сюда привёл? И когда? Сколько еще мы будем тут сидеть? Я хочу есть!

Кот Тихон – коту Баламаре, с разбитого ящика: Разрешите, объясню, уважаемый Баламара? (не дожидаясь разрешения, всем): …А потравили нас. Сильнодействующим ядом! Который не убивает нашего брата, а просто отключает …ум. И добропорядочное поведение меняется на …на оголтелую  э… беспринципность. Я просто знаю. Пробовал. Этим же ядом нас сюда и заманили, и называется он валерьянкой. Но кому это выгодно? Вот в чём вопрос!

94.

День. Подвалы Эрмитажа. Малопосещаемая зона.

Белоснежка спит на полу под трубой. Спит на спине, с открытым, почти улыбающимся ртом, сложив лапы на груди, посапывая и подергивая во сне задними лапами. К её ложу Акакий и Лёлик бегом подтаскивают уже открытый пакет сухого кошачьего корма. Подтаскивают шумно. Белоснежка просыпается, пугается, вскакивает и больно бьётся головой о трубу. По трубе идёт глухой звон.

Белоснежка (потирая макушку, шепотом): Вы что?!

Лёлик: Мы тебе, госпожа, вкусняшку притащили!

Белоснежка: Что это?

Белоснежка черпает пригоршню, кидает в рот, жуёт, вкусно: Мм-м-м?.. Ну-ка, ну-ка…

Акакий: Их тут этим каждый день кормят!

Белоснежка, накидав в рот еще несколько порций, говорит и одновременно жует: М-м-м… А нельзя много  —  холестерин.

95.

День. Чердак Эрмитажа.

Пуха стоит на задних лапках и вылизывает миску, держа её в лапах. Марсик ест-ест, вдруг останавливается, видно, что размышляет.

Марсик: …А ведь что-то случилось.

Пуха: …Мне тоже так показалось. Теть Маша сама не своя. И вообще… (продолжает вылизывать миску) В свете последних событий… Э!.. Ты где?

96.

День. Крыша Эрмитажа в районе водосточной воронки, занесённой снегом. Слегка пуржит.

Марсик отчаянно разгребает снег, чтобы сигануть в трубу. Один. Но тут его окликает подошедший сзади Пуха.

Пуха: Погоди!.. Я с тобой.

Марсик: Не пролезешь!

Пуха: Так-то я юркий… Но… ты же не бросишь меня в беде?

С этими словами Пуха первым ныряет в трубу, головой вперед.

Марсик: Куда!!

И Марсик ныряет вслед за Пухой.

День. Подвалы Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

У стола с канарейкой сидит горестная тетя Маша. К ней из перспективы подвалов возвращается дядя Миша.

Дядя Миша (проверив  в ближайшем подвальном окне маленькую дверцу для кошек): И здесь закрыто!.. Не понимаю. (Тёте Маше) Слышь, как они вообще удрали то? Все лазы закрыты!  Выходит, ушли и заперли за собой? Не понимаю!

98.

День. Эрмитаж. Подоконник окна директорского кабинета. Снаружи. Слегка пуржит.

На подоконнике стоят в полный рост Марсик и Пуха и передними лапами создают тень, чтобы заглянуть в кабинет. Эммы на окне нет, не видят они её и внутри кабинета.

Марсик: Не понимаю! Должна быть, а её нет! Как так?

99.

День. Эрмитаж. Один из залов с установленными излучателями.

Перед входом в зал на верёвочке висит табличка на двух языках: «Просим извинить. По техническим причинам зал закрыт для посещения». Видно, однако, что в соседних залах экскурсанты ходят. В этом же зале только технический работник, устанавливавший излучатели, и директор Петрович. На руках у директора слегка взволнованная Эмма. Директор опускает Эмму на пол рядом с выключенным излучателем, приговаривая.

Петрович: Помоги-ка, голубушка, разобраться… Ну-ка, садись… Посиди-ка здесь чуток… (работнику) Врубай!

Работник включает тумблер на стене, и все излучатели загораются зелёным огоньком. Эмма поворачивает голову и смотрит на зажёгшийся рядом огонёк. Она спокойна. Она чуть тянет нос к огоньку, чтоб его понюхать, но он ей не интересен. Эмма отворачивается, сонно моргает и садится поудобнее, поджимая под себя передние лапы.

Петрович (понаблюдав): Неа… Не в приборах дело. Не в приборах… Куда ж они делись-то? (Эмме) Не знаешь?

100.

День. Здание Эрмитажа на уровне подвальных окон. Слегка пуржит.

Марсик и за ним Пуха бегут по мелкому  снегу вдоль стены здания, останавливаются у подвального окна. Марсик вспрыгивает на подоконник и толкает дверцу кошачьего лаза, она не поддаётся.

Марсик: И тут заперто!! И караульных наших не вижу… Что происходит?

Марсик видит неподалёку вход в музей для посетителей, как раз заходит небольшая группа. Марсик спрыгивает и бежит к группе людей.

Марсик (на бегу, Пухе): Бежим! Зайдём с туристами!

Коты устремляются к ногам заходящих экскурсантов.

101.

День. Эрмитаж. Один из залов с установленными излучателями.

Эмма по-прежнему сидит возле включенного излучателя. Рядом с нею ноги Петровича и работника. Эмма смотрит на экскурсантов, гуляющих по соседнему залу и, между прочим, слушает голос Петровича.

Петрович: …Может, всё-таки включенными на ночь оставить? …Не знаю.

В это время Эмма видит, как под банкетками соседнего зала крадучись пробежали и исчезли из виду Пуха и Марсик. Эмма срывается с места и мчится вслед за ними.

Петрович: Эмма! Куда!

102.

День. Эрмитаж. Один из служебных коридоров.

Людей нет. По коридору проворно бегут Пуха и за ним Марсик.

Пуха (на бегу): Отсюда где-то есть выход в подвал! Это недалеко, я помню.

Сзади котов быстро нагоняет Эмма. Коты видят её и останавливаются.

Марсик: О!

Эмма: Вы куда это?

Пуха: Мы в подвал.

Марсик – Эмме: А ты как тут?

Эмма: Э… Меня выгуливали.

Пуха (удивленно, возмущенно): Здесь?!  А нас в лоток заставляют, потому что, видите ли…

Марсик – Пухе: Заткнись!

Эмма: Оба заткнитесь. Не нужно вам в подвал, там нет никого.

Марсик: …В смысле?

103.

Ранний вечер. Подвалы Эрмитажа. Одно из мест концентрации спрятавшихся крыс. Неподалёку, метрах в 30, они могут видеть дверь в подвал возле места кормёжки кошек. Группа крыс под трубой. Дуются в карты.

Крыса 1 (хлёстко шлёпнув об пол рядом с колодой одну за другой все свои три карты, победно завершает раунд):  Айн, цвай, драй! …Рыба!!!

Крыса 2 (тревожно оглянувшаяся на дверь, шепот): Тссссс!

Крыса 3: Прячемся!

Крысы срываются в стороны, вверх, вниз – вот они были, и вот их нет.

104.

Ранний вечер. Подвалы Эрмитажа. У двери в подвал.

Дверь распахивается, и в подвал врывается Марсик с горящими глазами, за ним такой же Пуха, за ними Эмма.

Марсик: Не верю!.. Да где они все?! …Папа!

Эмма, глядя по сторонам, оценивая место обитания собратьев: Фу, как тут у вас…

Пуха: Надо всё проверить…

Марсик: Вперед!

Марсик, Пуха и вдогонку Эмма бегут в перспективу подвальных галерей.

105.

Вечер. Эрмитаж. Кабинет директора.

Директор Петрович стоит перед круглым столом, за которым сидят сотрудники музея, человек восемь, среди них пожилой реставратор Дмитрий Олегович, старший охранник, еще несколько благородных дам из ученого совета.

Петрович: …Исход кошек должен что-то означать. Это серьёзный знак!

Дама 1: Может, нам грозит… наводнение?

Петрович: Исключено. Город защищён дамбой. Да и… пик наводнений уже позади.

Дама 2: А… землетрясение?

Дмитрий Олегович – Даме 2: Это, Зоя Васильевна, вряд ли… Впрочем… Если уровень Балтики по ту сторону дамбы поднимется когда-нибудь больше, чем на пять с половиной метров, то наша тектоническая плита…

Петрович: Стоп! Дмитрий Олегович! Кошки исчезли. Ваши конкретные соображения?

Старший охранник: Так, может, включить на ночь эти… излучатели? Мы ведь, главным образом, мышек опасаемся?

Петрович: Я теперь уже не рискну ввести эти приборы в эксплуатацию, пока не буду уверен в их полной безопасности. Для людей, для кошек… для экспонатов, в конце концов.

Дама 1: И что делать?

Дмитрий Олегович (сарказм): Известно, что делать! Надо еще теснее сплотить свои ряды!

106.

Вечер. Город с высоты птичьего полёта. Из серо-синей ваты облаков, несущихся над городом и заливом, вдруг выглядывает и ползёт вниз, к линии морского горизонта, диск красного вечернего солнца. И вновь сверкают городские купола и шпили, сияет и переливается красным воткнувшаяся в порозовевшие тучи игла Лахта-центра, и это сияние слегка напоминает пожар.

107.

Поздний вечер. Подвал Эрмитажа, место кормёжки кошек.

У стола с канареечной клеткой стоит тётя Маша. На столе её сумочка. Тетя Маша в уже застёгнутом пальто. Она снимает и, сбив пыль, снова надевает свой вязаный берет, забирает сумку и грустно смотрит в перспективу подвала.

Тётя Маша: Пошла я… Возвращайтесь, мои хорошие.

У тёти Маши в кармане пальто звенит мобильный телефон.

Тётя Маша отвечает (с раздражением): Клава, я уже подымаюсь!! …Свет? Конечно, выключу!

Тётя Маша глубоко вздыхает и уходит. Слышно, как в замке закрывшейся за ней деревянной двери провернулся ключ.

108.

Поздний вечер. Подвалы Эрмитажа. Удалённая галерея. Электрическое освещение.

Марсик, Пуха и Эмма в «пустой» подвальной галерее. Идут. Останавливаются.

Пуха: Никого мы тут не найдём. Пошли назад.

В подвале гаснет освещение – видимо, его выключила уходящая домой тётя Маша. Намного темнее в подвале не становится из-за потоков уличного освещения, падающего в подвальные окна, но картина теней кардинально меняется, и кошки вдруг видят, как повсюду во тьме зажглись сотни парных огоньков – глаза глядящих на них крыс. Шерсть на кошках встаёт дыбом, они прижимаются друг к другу и пятятся.

Эмма (испуганно): Кто это?!!

Пуха: Бежим!!

Эмма, Пуха и Марсик разворачиваются и во всю прыть бегут назад, к двери подвала. За ними тёмной волной с горящими глазами хлынули крысы.

109.

Ночь. Подвал Эрмитажа. У деревянной двери в подвал.

Пуха, Эмма и Марсик удирают от крыс, но добегают до двери и понимают, что выхода нет. Оскаленные, с прижатыми ушами и приподнятыми для обороны лапами они встречают окруживших их грызунов. Впереди всех оказывается Белоснежка.

Белоснежка (потерев ладошки и похихикав): Попались, голубчики!.. Ну? И откуда вы? С чердака, небось? Лёлик, принеси-ка мне кетчуп (шутит). Я кошатину с кетчупом люблю! (хи-хи-хи).

Ближайшие к Белоснежке крысы тоже хихикают.

Марсик поднимает глаза и видит рядом, на столе, клетку канарейки. Птица с глупым любопытством наблюдает происходящее. Клетка довольно просторная, а её дверка прикрыта неплотно.

Марсик (шепчет Эмме и Пуху): За мной! Сейчас!

На глазах у всё еще хихикающих крыс Марсик мгновенно вспрыгивает на стол, открывает клетку (отчего канарейка кричит и в истерике бьёт крыльями), запрыгивает внутрь и держит дверцу, пока туда стремительно запрыгивают Эмма и на мгновение застрявший Пуха. Марсик захлопывает дверцу.

Марсик (канарейке, бьющейся в истерике): Да прекрати ты!

Канарейка успокаивается на жёрдочке над головами кошек и только испуганно крутит головой.

Крысы, сначала впечатлённые таким номером, приходят в себя и снова начинают дружно ржать – следуя примеру Белоснежки.

Белоснежка (хохоча и показывая пальцем на клетку): Спря… Спрятались!.. Теперь нам ни за что их не достать! …Умные!.. (своим) Друзья мои, а вы когда-нибудь ели м-а-а-а-аленькую птичку, фаршированную тремя котятами? (всеобщий хохот)

Лёлик: …Вообще-то, я бы уже и поел.

Акакий: …Мне бы тоже подкрепиться.

Голос из толпы крыс: Когда мы начнём есть?

Белоснежка (грозно оглядывая свои вдруг притихшие полки, Лёлику, про котов в клетке): …Лёлик, закрой-ка их там как-нибудь. До утра.

Лёлик кивает, глядит вверх, на клетку, и исчезает исполнять.

Белоснежка (продолжает):  Мы ими утром позавтракаем, а сейчас у вас будет обещанный мною пир. В вашем распоряжении, друзья, величайший из дворцов! В котором очень много съедобного!.. (Обращается к трём ближайшим – особенно зубастым крысам, кивнув на деревянную подвальную дверь) Вы, трое! Организуйте-ка проход.

Три крысы подскакивают к двери и грызут её низ с такой скоростью, с какой работает бензопила.

В это время Лёлик бегает на столе вокруг клетки с котами и на уровне дверки заматывает её скотчем, бобина которого с характерным скрипом раскручивается в его лапах. Пробегая по кругу, Лёлик, не останавливаясь, всякий раз с любопытством поглядывает вниз – приятно поражаясь тому, как под натиском крысиных зубов в деревянной подвальной двери с огромной скоростью растёт арка для выхода крыс в музей. Марсик, Эмма и Пух, прижавшись друг к другу, молчат, крутя головами — глядят, как их заматывают.

Крысы-грызуны заканчивают своё дело и отходят от «арки». Их место на куче образовавшихся деревянных «опилок» тут же занимает Белоснежка и обращается к собратьям.

Белоснежка: Ну, что ж… Приходит ночь! За дело, друзья мои! Покажем им, кто здесь хозяин! Вперед! (Указующий перст на «арку»).

Крысы шуршащим потоком устремляются в арку, и этот поток кажется бесконечным, но вот он редеет, и  перед тремя последними крысами Белоснежка вдруг заслоняет арку своим белым телом.

Белоснежка: Стоять! Ты, ты и ты – дежурные! За этими присмОтрите (про котов в клетке)! Ну, и вообще…

Белоснежка тоже собирается юркнуть в арку, но три голодные, обескураженные крысы окликают её:

Крыса 1: Э… Госпожа Белоснежка! А как же…

Крыса 2: Мы ж тоже голодные!

Белоснежка (на секунду задержавшись): …Еду вам принесут! Утром.

Белоснежка исчезает. Крысы несколько секунд глядят друг на друга.

Крыса 2: Ага! Принесут они! Как же!

Все трое задирают головы и смотрят на замотанных в клетке котов.

Крыса 3 (про котов в клетке): Да куда они денутся!

Крыса 2: Вперёд!

Крыса 1: К искусству!

И крысы мгновенно исчезают в арке. В наступившей тишине громко свистнула, наконец, канарейка. Несчастные коты в клетке вздрогнули.

110.

Ночь. Коморка для инвентаря в подземных городских коммуникациях.

Коты и кошки, продрогшие, голодные, угнетённые заключением, уже, видимо, накричались, напереживались и теперь молчат. Не спят, а именно сидят и молчат, тихо озирая окружающую неизвестность большими глазами.

Тихон: …И всё же надо что-то делать. Иначе когда-нибудь здесь найдут наши мумии.

Баламара: …В твоих словах, Тихон, мало оптимизма. Поищи-ка другие.

Тихон: …Ну …возможно …наши мумии передадут в музей.

111.

Ночь. Эрмитаж. Зал пульта управления охранными видеокамерами.

За пультом  — Оператор 2. Он моложавый, лысоватый, толстоватый и безалаберный, он спит на посту, сцепив пальцы рук над животом и запрокинув голову, он храпит. На пульте перед ним кружка и недоеденный бутерброд. На мониторах крыс не видно, но вот датчики движения, до сих пор стабильные, вдруг заморгали красным, оповещая об интенсивной деятельности в залах экспозиции.

112.

Ночь. Залы Эрмитажа. Только дежурное освещение, то есть, полумрак. Излучатели не включены.

Крысы беспредельничают на всех площадках музея, куда только сумели добежать, а также в кафе и на кухнях. Основные занятия – лижут, кусают, грызут, едят, но сначала они впечатляются великолепием интерьеров музея и его экспонатами. Бесконечные возгласы восторга на вдохе, типа: Ах! Вот это да! Обалдеть! Красота! Вы только посмотрите! Надо же!

Крысы вбегают в залы попарно, пятёрками, небольшими группами, в одиночку, и первая реакция всякий раз одна – восхищение.

112-1. Белоснежка, Акакий и Лёлик вбегают в Рыцарский зал и в первый момент пугаются грозных всадников, но затем любопытство.

Белоснежка: Боже! Какие… лошадки! Сотни лет мы были лишены этого… этой…

Акакий: …Чучела!

Лёлик: Значит, навоза нету. Пошли!

112-2. Две крысы вбегают в кафе, видят столики.

Крыса 1: Кафе! А вон и кухня! (бегут, нюхая воздух) Чую взбитые сливки!

Крыса 2: Точно! С соевым соусом!

112-3. Группа крыс вбегает в зал с живописью по стенам. Одна из крыс прыгает на кресло у стены, затем на диван, с него на багет натюрморта, пробегает по багету, нюхает блюдо с фруктами (шепчет остальным, внизу): Неа! Динамо. (Спрыгивает к группе, и все бегут в следующий зал).

112-4. Группа крыс пробегает мимо Павлина-часов. Одна останавливается, глядит на петуха: «Оба-на! Курятина!» Другая (ей, на бегу): «Зубы сломаешь, дурёха! Не отставай!»

112-5. На столах и плитах, между кастрюль и сковородок, возле распахнутого холодильника, на полках со специями – везде крысы! На пол падают и бьются яйца, с полок катятся тарелки, из контейнеров просыпается мука или гречка, текут лужи масла, катятся мандарины и луковицы – здесь полный хаос, грохот и чавканье.

112-6. Одинокая крыса в зале живописи грызёт ножку элегантного, старинного стула. Грызёт, грызет, грызёт, сыпля опилки, вдруг добирается до таблички: «Стул гарнитурный. Первая треть XVIII века. Италия». Крыса: «…Просрочка! Тьфу!» Тут она задирает голову и видит на стене «Черный квадрат» Малевича. Принюхивается в его сторону, и вместе с радостной улыбкой в ней просыпается аппетит.

112-7. Две крысы весело бегут вертикально вверх по краю старинной шпалеры. На их пути – небольшая камера охранного видеонаблюдения.

Крыса 1: О! Гляди!

Крыса 2: Ха! Селфи!

Крыса 2 одной лапой срывает камеру с кронштейна, свободной лапой обнимает подругу за шею, повисая на ней, а камерой, как фотоаппаратом, развернув на себя объективом, троекратно изображает съёмку селфи, имитируя и звук фотокамеры: «Пиу-пиу-пиу!»  (Картинка с портретами весёлых крыс ясно и крупно отображается в одном из многочисленных мониторов на посту оперативного управления камерами видеонаблюдения и зависает. Оператор 2 продолжает безмятежно посапывать в кресле).

113. Ночь. Спящий город с высоты птичьего полёта. Низкие серые тучи по тёмному небу. Подсвеченные фермы мостов, фасады дворцов. Синие пятна снега на крышах. Струйки желтых фонарных огней по пустынным улицам и улочкам. Старинные дома с тёмными окнами. Нет, одно оконце зажглось на 4-м этаже. Потухло. Снова зажглось. Потухло. Снова зажглось.
114. Ночь. Спальня в квартире директора Петровича.

Петрович один на старой деревянной кровати, в пижаме, под пледом. Он лежит на спине, заложив руку за голову, и смотрит в потолок. На груди раскрытая книга, на книге очки. В свободной ладони Петровича — выключатель торшера на электрошнуре. Этим выключателем Петрович и щелкает задумчиво, то зажигая, то гася лампу торшера. На торшерном столике стакан чая в подстаканнике, початая упаковка таблеток. Вдруг — одиночный звон настенных часов. Петрович поворачивает голову в сторону циферблата – стрелки показывают полтретьего ночи.

Ночь. Город сверху, но в спальном районе. И здесь в многоэтажке горит одинокое окно. Видно, что за занавеской на четвертом этаже нервно бродит чья-то тень.

116.

Ночь. Квартира Эдмона Тырина.

Тырин в трусах и майке, босиком, со сладко спящей крысой Мусей, прижатой к груди, нервно ходит взад и вперёд мимо окна. У него круги под глазами – он не спит и боится. Кровать разослана, но Эдмону не уснуть. Он ходит и бормочет, успокаивает себя, причем, обращается и к себе, и к спящей на руках Мусе.

Тырин: …Пустышки, пустышки… Ничего, всё будет хорошо. Крысы не придут, кошаки вернутся, куда они денутся… И про излучатели никто и не узнает! Наш Умелец что-нибудь придумает, верно, Муся? Он умный. Он и инженера изобразит… Всё будет хорошо, он нас в беде не бросит!.. Не бросит…

Тырин отодвигает занавеску и глядит вниз, во двор, на свою машину – оранжевый «Опель».

117.

Ночь. Улица возле многоэтажки Тырина. Взгляд со стороны припаркованной и припорошенной снегом машины Тырина, оранжевого «Опеля» – вверх, на светящееся окно спальни Тырина.

Видно, как Тырин выглядывает в окно, проверяя, всё ли в порядке с его машиной, и удаляется вглубь комнаты. Причем, на занавеске продолжает мелькать туда-сюда его нервная тень. А в это время к машине Тырина из-за угла короткими перебежками от машины к машине приближается Умелец. Он в кепке и коротком пальто с поднятым воротником. Вот он опознаёт машину Тырина, крадётся к ней, застывает возле багажника, воровато оглядывается по сторонам, достаёт из-за пазухи бомбу, приседает и примагничивает её к днищу автомобиля – сзади, по центру.

Умелец: …А вот тебе и инженер!

Умелец отряхивает ладони и торопливо удаляется с оглядкой по сторонам, исчезая в моросящем снегу.

Ночь. Подвал Эрмитажа. У подвальной двери.

В канареечной клетке на столе Эмма, Пух и Марсик ожесточенно рвут когтями ленту скотча, опоясавшую клетку, у них всё получается, и в следующий момент они открывают дверцу и выпрыгивают из клетки на стол. Канарейка на жердочке коротко выдохнула в свод клетки и даже, кажется, перекрестилась.

Марсик: Фу-у! Получилось…

Пуха: Нас чуть не съели.

Эмма: Они вернутся! Надо… куда-то бежать.

Марсик: …Успеем! Где все наши? Куда они делись?

Пуха: Может, их съели?

Эмма: Всех?

Марсик: Нет! Нет!.. Но как узнать, где они?

Пуха: Я не знаю…

Некоторая пауза. Коты не знают, что делать. Марсик встаёт и нервно ходит по столу взад и вперед мимо Пухи, который следит за его хождением, как за маятником часов. Одна Эмма водит взглядом по сводам подвального потолка, о чём-то плодотворно соображая.

Эмма: Ну… Есть один способ… Можно… спросить у духов.

Пуха: У кого?!

Марсик — Эмме: Ты умеешь говорить с духами?!

Эмма: Ну, вообще-то… в моих венах течёт кровь египетских предков! Можно попробовать вызвать кого-нибудь из ваших усопших…

Марсик: Давай!!

Пуха (трусовато): Я пойду, мне тут надо э…

Эмма — Пухе: Стоять! Нас и так мало… Мне нужна капля вашей крови.

Пуха (закатывая глаза, почти про себя): Так и знал.

Ночь. Эрмитаж. Зал пульта управления охранными видеокамерами.

Оператор 2 спит в кресле с аппетитным сопением. Теперь уже не только детекторы движения истерично моргают красными огоньками. На мониторе видно (черно-белое и без звука), как в одном из залов экспозиции танцуют два десятка крыс. Взявшись «за руки», они водят хоровод вокруг круглого блюда с горой съестного. При этом видно, что они не только танцуют, попеременно выкидывая вперед задние лапы, но и поют.

120.

Ночь. Эрмитаж. Один из залов экспозиции.

Здесь ошмётки и огрызки по всему паркету и хоровод крыс. Окружив крупную индейку-гриль на блюде, украшенную по кругу овощами и фруктами, грызуны весело пляшут и громко поют. Это рэп. Есть солист. Агрессивное ударение на концовки строк — «СА!!» Песенка танцующих крыс:

По великим адресам

Кушай много, кушай сам!

Нагуляем телеса!

Продырявим пояса!

 

Гриль, гриль, гриль, гриль!

Сахар, пудра и ваниль!

 

Сало с маслом на носах!

Яйца с сыром на усах!

Килограммы на весах!

И другие чудеса!

 

Гриль, гриль, гриль, гриль!

Рыба, раки, крабы, криль!

Будем кушать по часам

Не заманят нас в леса

Ни грибы, ни древеса!

Будем кушать по часам!

Вот такая колбаса!

 

121.

 

Ночь. Квартира Петровича. Спальня. Тикают настенные часы.

 

Петрович довольно резко садится на кровати – сердцем чувствует, что в музее что-то не так. Взгляд на часы. Около пяти утра.

 

122.

 

Ночь. Подвал Эрмитажа. У подвальной двери.

Эмма, Марсик и Пуха священнодействуют на столе возле канареечной клетки. Они сидят на задних лапах, кружком, лицом друг к другу и «взявшись за руки». Хвосты направлены радиально от центра. Их лица устремлены вверх. Глаза у Эммы просто томно закрыты,  а Марсик и Пуха зажмурились. Эмма голосом медиума вещает в сторону потолка.

Эмма: Приди, уставший дух. Приди и помоги нам найти наших собратьев. Укажи нам, в какой стороне…

Вдруг прямо на верху клетки в воздухе проявляется дух. Это полупрозрачная, слегка светящаяся субстанция в виде кота. И это дух кота Ярополка.

Ярополк (зевая и потягиваясь): Ну, наконец-то!

Канарейка слышит над собой голос духа, задирает голову и молча падает в обморок – на дно клетки. Коты во все глаза глядят на духа.

Пуха (присев): Мама…

Эмма: Э… Спасибо, уважаемый дух, что пришел к нам! Скажи нам, кто ты?

Марсик:  Это… Это дядь Ярополк! Он это… Здрасьте, дядь Ярополк! …Как поживаете?

Ярополк: Привет, Марсик! А я всё думаю, когда ж вы догадаетесь меня позвать? …Ну?

Эмма: Не могли бы вы подсказать нам, куда делись…

Ярополк (перебивает): Да легко!

С этими словами Ярополк соскальзывает с клетки, лёгким летучим прыжком достигает средины подвальной галереи и перемещается дальше. Коты срываются вслед за ним.

123.

Ночь. Подвалы Эрмитажа. Малопосещаемая зона. Возле люка в тоннель «Три волны».

Ярополк мягко приземляется прямо возле запылённого круглого люка с изображением трёх волн. Сюда же, запыхавшись, прибегают Марсик, Эмма и Пуха.

Ярополк: Вот! Открывайте. И поторапливайтесь. Они рядом, прямо под нами, но в беде.

Передними лапами Эмма быстро-быстро разбрасывает с люка пыль, поднимая её облако в воздух, а Марсик и Пуха упираются в диск люка и со скрежетом слегка проворачивают его против часовой стрелки.

124.

Ночь. Коморка для инвентаря в подземных канализационных коммуникациях.

Коты и кошки по-прежнему в глубокой прострации. Они стойки и мужественны, но нуждаются в некотором успокоении.

Тихон: …А еще был случай! Десять кошек однажды ночью побежали в лес… за грибами …и заблудились. Насмерть.

Внешний звук заставляет всех обитателей кошачьего застенка одновременно повернуть головы в сторону металлической двери.

Баламара: Тихо!

Все слышат звук отодвигаемого засова, и дверь тяжело, со скрежетом, начинает открываться. Кошки испуганно прижимаются к полу. В образовавшейся дверной щели появляются три физиономии. Для того, чтобы дотянуться до засова, Марсику пришлось взобраться на Пуху, а Эмме – на Марсика. В таком вертикальном порядке их физиономии и видят кошки в узком дверном проёме. Общий кошачий вздох облегчения.

Тихон (выдыхает): …Сынок!

125.

Ночь. Квартира директора. За окном едва забрезжил рассвет.

Петрович уже в костюме. В одной руке дымится чашечка кофе, в другой телефонная трубка. Петрович вызывает такси.

Петрович: …20 минут?! Почему так долго?.. Хорошо, жду… Да, первый подъезд.

126.

Ранний рассвет. Подвалы Эрмитажа. Возле люка «Три волны».

Почти все кошки уже вернулись в подвал, последние появляются из люка и вливаются в общую массу. На некотором возвышении, возле Баламары и Тихона – Марсик, Пуха и Эмма. Вниманием всех владеет Марсик, он горячо, жестикулируя, но почти шепотом проясняет ситуацию.

Марсик: …потому что они ещё здесь! Наверху! И именно сейчас наносят… ущерб!

Баламара (возмущен и полон решимости): Непоправимый!! …Их много?

Пуха: Много.

Марсик: Их полчища!

Кошка 1 из переднего ряда: Я бы порвала их на куски, но…

Кошка 2: …Полчища – это много.

Тихон: Их надо обмануть! И вышвырнуть из дворца! Обратно в канализацию!

Баламара: И что? Кто-нибудь знает, как их обмануть?

Пуха: Бабушка рассказывала сказку про волшебную дудочку…  Дудочкой крыс заманили в озеро и утопили!

Марсик – Пухе (негодующе): Ну, конечно! Самое время для бабушкиных сказок!

Тихон: Я тоже такое слышал. Наверняка, есть какая-нибудь музыка, песенка, за которой грызуны пойдут хоть на край света!

Эмма: Какая музыка?.. Моцарт? Бетховен? Шопен?.. Какая музыка?

Кошка 3: Может… Стас Михайлов?

На кошку 3 сразу шикают окружающие.

Баламара: Никаких дудочек! Мы спрячемся! Когда они вернутся в подвал, мы появимся внезапно… И чего бы нам это ни стоило… Пусть даже мы погибнем… Мы выкинем их из дворца! Это наш священный долг.

Тихон: …Решено!

127.

Ранний рассвет. Город. Морось. Подъезд старинного дома Петровича.

У подъезда остановилась машина такси. Уже ожидающий её Петрович складывает зонтик, ныряет в машину, машина отправляется.

128.

Ранний рассвет. Эрмитаж. Один из экспозиционных залов.

Белоснежка на задних лапах, с полным пузом, сонно-устало бредёт по залу, волоча за собой банан – наполовину очищенный, но не съеденный. По ходу её движения спят крысы. Кто в обнимку с куском багета, кто с луковицей. Кто-то спит в опрокинутой банке из-под маслин. Несколько сытых крыс сладко спят прямо под ультразвуковым излучателем (не включенным). Крысы спят на креслах, на диванах. То и дело встречаются обгрызенные ножки стульев. Несколько красивых альбомов по искусству с изгрызанными переплётами и страницами валяются на мраморном  полу рядом с книжным киоском.

Белоснежка (не меняя темпа движения, устало, сонно): Подъё-ём… Сёстры, братья, подъё-ём!.. Светает, друзья… Пора в подполье… Все за мной… Скоро здесь будет опасно… Все за мной… За мной…

Крысы просыпаются и потихоньку волокутся за Белоснежкой.

129.

Рассвет. Город. Морось. Машина Тырина – оранжевый «Опель», припаркованная возле его дома.

Машина, с которой уже счищена снежная слякоть, стоит незаведенной. За рулём сидит Эдмон Тырин. Он в пальто и шляпе. Он дремлет, открыв рот – не выспался. Мимо шумно проезжает автомобиль, Тырин дёргается и просыпается. Пилькает глазами. Сообразив, где находится, Тырин зевает, включает зажигание и выезжает с парковки. Видно, что под днищем машины, возле бензобака висит и мигает красным огоньком магнитная бомба Умельца.

130.

Рассвет. Подвал Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

Подвал кажется пустым. Впрочем, по верхнему ярусу теплопроводов можно приметить кошачьи уши. Между тем, почти всё крысиное сообщество собралось в подвале неподалёку от стола с канареечной клеткой, последние крысы вбегают в «арку» деревянной подвальной двери. Крысы расположились кругом, в центре которого Белоснежка. Сразу за её спиной — Акакий и Лёлик.

Белоснежка: Ничего страшного. Эти трое, которые удрали из клетки, ничего не стоят, а все остальные тихо сгниют в подземной коморке!.. Скоро с нами начнут сражаться – принесут яд и крысоловки! Берегите ум и силы. Всем прятаться и спать. А следующей ночью…

В этот момент с труб тепломагистралей спрыгивает вся кошачья армия – крысы оказываются в плотном кольце страшных, оскаленных, готовых на всё бойцов. Крысы жмутся друг к другу, они ужасно напуганы. Вперёд, по направлению к Белоснежке, выдвигается грозный Баламара. С агрессивно прижатыми ушами, он один подходит к Белоснежке, от которой расползаются в стороны все сородичи, лишь Акакий и Лёлик остаются за её спиной. Образуется кружок, в центре которого Баламара, Белоснежка и подпирающие её Акакий с Лёликом. Последние — в жутком испуге.

Баламара – Белоснежке (страшно, угрожающе напирая): …Назови хоть одну причину, по которой я не переломлю сейчас же твой жалкий хребет!

Белоснежка (дрожа и пятясь): Я… э… (Белоснежка вдруг прыгает назад, к Акакию, хватает его «под руку» и выпрямляется рядом с ним) …У меня сегодня свадьба!!

Лёлик (про себя): Оба-на…

Глаза Акакия сильно увеличиваются в размерах, но на Белоснежку он даже не глядит. Он боится надвигающегося Баламары.

Баламара — Белоснежке: …Ответ неверный.

131.

Рассвет. Эрмитаж. Центр управления системой видеослежения.

В комнату входит Петрович, он еще в пальто, шапка в руке. У пульта лицом к двери сидит Оператор 2. Он уже не спит. Он как раз отпил из кружки, в другой руке уже обкусанный бутерброд.

Петрович: С добрым утром… Приятного аппетита. Как тут?

Оператор: (вскочив, ставит кружку на пульт, утирает губы и жуёт): О! Здравствуйте, Сергей Петрович! Что-то вы рано! …Всё отлично! Всё хорошо!

Между тем, Петрович застывает на месте. Через плечо Оператора 2 он большими глазами глядит на один из мониторов. На нём, в результате разрушения камеры наблюдения, зависло селфи двух жизнерадостных крыс, штурмующих старинную шпалеру.

Рассвет. Подвал Эрмитажа. Место кормёжки кошек.

Большая толпа притихших крыс в окружении яростных котов и кошек. Баламара медленно наступает на пятящихся Белоснежку, Акакия и Лёлика. Вместе с ними пятятся и остальные крысы. Кольцо оскаленных кошек постепенно вытягивается и выстраивается так, чтобы у крыс было единственное направление отступления – прямо к открытому люку «Три волны» и вниз – в канализацию. Туда крысы и отступают.

Баламара (медленно, страшно, обращаясь к Белоснежке и её трепетному войску): …Мы даруем вам жизнь – несмотря на вашу подлость и жадность. Просто чтоб не пачкать всё вокруг вашими внутренностями. Повторная ваша попытка будет последней!

Белоснежка: Мы… Что вы! Никогда! Зачем же… Клянусь!

Баламара: Вон!

Крысы наперегонки кидаются к люку и лавинной лентой текут в него с вознёй и писком. Кольцо кошек неумолимо сжимается вокруг люка.

133.

Раннее утро. Эрмитаж. Один из залов экспозиции, разорённый крысами.

Петрович, всё еще в пальто, сидит на одном из антикварных диванов, уперев локти в колени и охватив голову ладонями. Рядом шапка. А вокруг – следы ночного пиршества грызунов – огрызки, объедки, книги на полу, буклеты, наушники от аудиогидов и пр.

Раннее утро.  Эрмитаж. Подвал возле люка «Три волны».

Сообщество кошек с удовлетворением наблюдает, как пара котов со скрежетом проворачивают крышку люка по часовой стрелке, задраивая его. И придавливая сверху тяжёлым отрезком трубы, который прикатили к люку.

Марсик: Всё, кажется…

Пуха: Кажется, Всё.

Эмма (только Марсику, тихо, но гордо): Проводишь?

Марсик: К… Куда?

Эмма: Я в коммуналке не останусь.

Марсик: Так а как же…

Эмма: Думай. Ты ж мужчина.

135.

Раннее утро. Крыша Эрмитажа. Город.

Солнце вновь являет великому городу свой недолгий путь от линии горизонта до слоя густых облаков, плывущих над крышами, куполами и шпилями. По набережной мимо дворца летят машины, пока их мало, но город просыпается. В реке волнуются массы тяжелой холодной воды. Несмотря на закрытую навигацию, небольшой буксир несёт какую-то сложную службу посреди фарватера.  Движение в городе нарастает.

На крыше Эрмитажа, на голове одной из античных фигур, сидит дух Ярополка. Его прозрачность как-то заигрывает с прямыми солнечными лучами, Ярополк светится. Он любуется городом, он будто бы очарован. Кажется, что он улыбается. Ярополк долго молчит, но всё же, в конце концов, тихо говорит одну только фразу.

Ярополк: Как… прекрасна жизнь.

Раннее утро. Проезжая часть Дворцовой набережной — напротив Эрмитажа.

Крышка одного из канализационных люков на проезжей части по какой-то причине отсутствует. Люк открыт, но очень цивилизованно огорожен. Со всех четырёх сторон стоят низкие деревянные красно-белые заборчики. За несколько метров до люка – на низкой стойке — круглый синий знак с белой стрелкой «Объезд слева» и дополнительной гирляндой, мигающей жёлтыми огнями. Машины благополучно объезжают препятствие.

Если заглянуть в люк и вертикально опуститься в него на несколько метров, можно оказаться в одном из отсеков канализационного тоннеля. Именно здесь остановилось передохнуть крысиное братство, позорно сбежавшее от кошачьего воинства. Стоя в луче света, падающего через открытый люк, Белоснежка выступает перед своей бандой в несколько десятков крыс, пытаясь вернуть себе только что утраченное почитание.

Белоснежка: Надеюсь, вы поняли, что это была трагическая случайность?! Ума и отваги мне, как вы знаете, не занимать! И в следующий раз я поведу вас на штурм дворца еще более отважно и еще более хитро! Кто-нибудь сомневается в моих словах?

Толпа крыс, внимающих Белоснежке, грустна и безмолвна.

137.

Раннее утро. Город. Дворцовая набережная. Слева, в недалёкой перспективе, комплекс зданий Эрмитажа.

По набережной в сторону Эрмитажа движется оранжевый «Опель» Эдмона Тырина.  Других машин очень мало.

138.

Раннее утро. В машине Эдмона Тырина, едущей по Дворцовой набережной.

Тырин в шляпе сидит за рулём и клюёт носом. Он слишком долго моргает, того и гляди заснёт. И вот он опять надолго закрывает глаза, нос плывёт к рулю.

139.

Раннее утро. Город. Крыша Эрмитажа.

Взгляд на перспективу Дворцовой набережной из-за прозрачного уха Ярополка, по-прежнему сидящего в лучах восходящего солнца на голове античного изваяния. Ярополк равнодушно наблюдает неровное приближение оранжевого «Опеля» Тырина к ограждённому люку.

Ярополк (тихо, сам себе): Ну… Маленькое совпадение не помешает.

140.

Раннее утро. В машине Эдмона Тырина, едущей по Дворцовой набережной.

Тырин в очередной раз дёргается за рулём, открыв глаза, и эти глаза тут же вырастают в размерах, поскольку «Опель» уже наезжает на знак «Объезд слева».

Тырин: Аай!

«Опель» продолжает движение, сбивает ограждения, удачно оставляя отверстие люка меж колёс, но заднее колесо наезжает на сбитую стойку, автомобиль сильно встряхивает, магнитная бомба Умельца отрывается и летит прямиком в люк.

141.

Раннее утро. Канализационный тоннель под Дворцовой набережной.

Белоснежка продолжает речь перед собратьями.

Белоснежка: …И разрази меня гром, если я вас когда-нибудь предам!

Рядом с Белоснежкой брякается сверху бомба с мигающим красным огоньком. Взгляды крысиного братства устремляются на бомбу. Взрыв. Дым рассеивается. В дыму проявляется сильно закопченная Белоснежка с еще тлеющими усами.

Белоснежка: …Априори.

Крысы живы, но в сильном приступе пессимизма.

142.

Утро. Эрмитаж. Кабинет директора Петровича.

За круглым столом – ученый совет, человек восемь (Тырина и пожилого Дмитрия Олеговича нет). Ведёт совещание Петрович.

Петрович (ходит по кабинету, машинально стучит кулаком в ладонь ): …Тырин должен был привести специалиста по этим излучателям, но куда-то пропал. Ждать нельзя, сейчас приборы проверяют наши инженеры. Если для людей они безвредны, немедленно включим! Это первое! Втрое: С утра я уволил оператора пульта видеонаблюдения. Если есть у кого-то надёжный человек, специалист – рекомендуйте, выслушаю. Третье: исчезновение кошек…

В этот момент Петрович у окна. Он кладёт ладонь на то место между горшков с цветами, где обычно сидела Эмма, и на мгновение задумывается.

Петрович (обернувшись к собранию, продолжает): …Я звонил в институт ветеринарии. Почему-то стали мне рассказывать про китов, которые иногда выбрасываются на берег, но обещали разобраться… И, наконец, главное: масштабы ущерба еще выясняются (площади колоссальные), но шедевры… — беглый осмотр показал — как будто, не пострадали. Есть испорченная мебель, ножки в основном, гобелены… Надо сказать, разгром кафе – меньшая из наших бед…

В дверь заглядывает реставратор Таня. Она заплаканная. Тихо поздоровавшись, она входит и сразу предъявляет собранию небольшую картину с зияющей почти от рамки до рамки дырой. Полотно съедено, но по оставшимся фрагментам нельзя не узнать всемирно известный шедевр.

Таня: Здрасьте… Извините… Вот! Сергей Петрович! Уборщики нашли! На полу! Под диваном…

Собрание возмущенно гудит: Кошмар. Ужас какой. Боже!

Петрович (берёт из рук Тани картину): Казимир Малевич… Черный квадрат… А вот это катастрофа.

В кабинет входит инженер-электрик музея (комбинезон, бейсболка, очки, лет 50), в руках у него разобранный корпус одного из ультразвуковых излучателей.

Электрик: …Разрешите?  Э… Сергей Петрович, не излучатели это никакие. Вот корпус, вот провод с сопротивлением, вот лампочка… Всё. …Подделки это.

В этот момент в кабинет врывается тётя Маша. Она в вязаном берете, в расстегнутом пальто, она сияет.

Тётя Маша: Сергей Петрович, они вернулись! Все!! …Ой, здравствуйте! Товарищи, они вернулись! Я в подвал и идти не хотела, а прихожу — а они там! И даже ваша… модница! Как её… Эмма! Голодные! Нужен корм! Нужно много-много корма!

Собрание, электрик с прибором, Таня и Петрович с останками шедевра в руках – безмолвны. Улыбка сползает и с лица тёти Маши, удивлённой такой реакцией.

143.

Утро.  Эрмитаж. Подвал. Место кормёжки кошек.

Коты и кошки беспокойно двигаются от своих пустых мисок к подвальной двери и обратно и всячески звучат – мякают, муркают, мурлычат – сдержанно просят есть. Пуха, Эмма, Марсик, Баламара и Тихон – на столе с канареечной клеткой. Сверху наблюдают броуновское движение кошек. Дворник дядя Миша уже приколотил к двери фанерку, закрывающую крысиную «арку», и теперь докрашивает её голубой краской, тщательно подобранной под цвет бежевой двери.

Пуха (сильно переживает за еду): Не-е, здесь нам ничего не достанется, надо ближе к двери!

С этими словами Пуха спрыгивает в сообщество.

Тихон (сглотнув голодную слюну, извиняющимся тоном): Да. Надо бы потереться о тёть Машу, когда придёт. Иначе-то никак. Неа.

Тихон тоже спрыгивает со стола, мимо которого туда-сюда снуют поднятые кошачьи хвосты.

Баламара: Тихон прав. Если по её тапкам не потоптаться – точно голодным останешься!

Баламара тоже спрыгивает на пол. На столе — Марсик и Эмма.

Марсик: …Меня к тебе не пустят, тебя ко мне не пустят. Ну, и какой толк думать?

Эмма: …Ну, я могу попросить…

Марсик недоверчиво косится на Эмму.

В этот момент в подвал вступает Петрович. За ним счастливая тётя Маша в обнимку с мешком корма. Дядя Миша, только-только успевший докрасить фанерку, стоит с краской и кисточкой и тоже улыбается, глядя на кошек.

Тётя Маша: Вот они, сладкие!

Дядя Миша: Голодные…

Петрович (с улыбкой покачав головой): Наделали дел. Красавицы. И где ж вы были? (Видит Эмму) О! (Петрович сразу идёт к приветственно изогнувшейся на столе и утирающейся о Марсика Эмме. Берёт её на руки, прижимает к себе). Дурёха моя милая!… Расскажешь по секрету, куда это они исчезали. Расскажешь, а?

Эмма муркает на груди Петровича, а Марсик, в свою очередь, приветливо жеманится перед директором на столе, сильно стараясь понравиться.

Петрович (про Марсика): А это кто тут у нас?

Тётя Маша (за спиной Петровича, в окружении любвеобильных кошек, пересыпает корм из мешка в ведёрко): А это у нас Марсик. Женишок вашей подружки.

Петрович: Русский голубой, похоже?

Тётя Маша: Так и есть.

Петрович (Эмме про Марсика): Предлагаешь взять его тебе в компанию?

Марсик озаряется радостью. Эмма с рук Петровича одаривает Марсика взглядом «я же говорила!»

День. Город. Снежок. Крыльцо с табличкой «Травмпункт».

С крыльца спускается Эдмон Тырин. Голова под шляпой перевязана. Перебинтованная левая рука висит на повязке. Спустившись на тротуар, Тырин поднимает здоровую руку и восклицает «Такси!» Рядом останавливается фургончик с надписью «полиция», сзади выпрыгивают два полицейских и жестом галантно рекомендуют Тырину залезть внутрь, меж дверец с зарешёченными окошками. На лице Тырина ужас.

145.

День. Город. Старенький дворик. Снежок. Неказистая металлическая дверь мастерской Умельца.

Дверь открывается. Наружу, предварительно зыркнув по сторонам, выходит Умелец в пальто, в кепке, с рюкзачкам за плечами, с сумкой через плечо, с мешком и чемоданчиком-дипломатом. Закрывает дверь на ключ. Перед этим ставит мешок и дипломат на снежок, затем, еще раз недоверчиво оглянувшись, берёт дипломат и зажимает его меж колен — пока орудует ключом в замке. Закрывает, забирает весь багаж, сбирается уйти, но во двор из подворотни въезжает всё тот же полицейский фургончик и останавливается кормой возле Умельца. Полицейские выходят, открывают задние двери и, кивнув на испуганно прижавшегося к стене Умельца, уточняют у скорбно сидящего в фургончике Тырина.

Полицейский 1: Этот?

Тырин: Этот…

Полицейский 2 (Умельцу): Полезай.

Умелец (быстро): Да я тут это… В аптеку я… У меня бабушка…

Полицейский 1: Полезай, полезай…

146.

День. Снежок метёт. Эрмитаж. Подоконник окна кабинета директора Петровича снаружи.

На подоконнике сидит Марсик. Он слегка припорошён снежком. По ту сторону окна – внимательная Эмма. Глядят друг на друга. Вот порыв ветра запорошил стекло влажным снежком, почти закрыв от Марсика Эмму.  Марсик сначала одной лапой смазывает со стекла снежок – получается что-то типа большой запятой, затем другой лапой делает запятую, две запятые вместе очень похожи на очертания сердечка.

Вдруг Марсик слышит рядом мягкий голос духа кота Ярополка.

Ярополк: Что? Не взяли?

Прозрачный Ярополк проявляется на подоконнике рядом с Марсиком.

Марсик: О! Дядь Ярополк!

Ярополк: Не горюй… Преграды только усиливают чувство.

Марсик: Да понятное дело, просто… Они всё усиливают-усиливают, усиливают-усиливают… Боюсь, лопну… А это… А на других планетах тоже есть… чувства?

Ярополк: Любовь везде…

Помолчали. Лёгкая пурга продолжает лепить на стекле белую завесу.

Марсик: …Без вас мы бы их не спасли. Спасибо вам… А никто так и не узнает, что это мы грызунов выгнали!

Ярополк: Это и не важно. Добрые дела любят тишину…

147.

День. Эрмитаж. Кабинет директора, подоконник.

Эмма сидит перед запорошенным окном и наклоняет голову то влево, то вправо, с интересом разглядывая уже плохо различимые очертания сердечка на стекле. Директор – за столом, очки на лбу, говорит по телефону.

Директор (по телефону): …четыре трубки курительные, перстень Елизаветы, ну, и еще несколько артефактов… Да… Нет, они сейчас у них проходят как вещественные доказательства. Вернут, конечно. Всё по описи… Справимся!.. Справимся, спасибо! Всего доброго.

Петрович выключает телефон, в этот момент в кабинет, робко постучав, заходит пожилой реставратор Дмитрий Олегович. В руке большой плоский пакет. Реставратор смущен. Неуверенно приближается к столу директора.

Реставратор: Разрешите?.. Сергей Петрович, тут такое дело…

Петрович: Проходите, проходите, Дмитрий Олегович… Ещё что-нибудь стряслось? Говорите. Сегодня меня уже сложно огорчить.

Реставратор: …Вы только не ругайтесь. Я не умышленно. Ну, голова дырявая, ну, что поделаешь,  возраст…

Петрович: Да не тяните же.

Реставратор: В общем, год назад у нас плановая профилактическая реставрация была, вы помните.

Петрович: Ну?

Реставратор: У Тани несколько полотен было, и у меня тоже. И «Черный квадрат» в том числе. А полотно-то популярное, надолго изымать из экспозиции не хотелось, и вы попросили срочно сделать копию. А потом, когда уже их обратно меняли, я их перепутал, и… В общем, из-за моего головотяпства, Сергей Петрович, и к великой радости мировой общественности…

Петрович (оживлённо): Крысы съели… вашу копию?!!

Реставратор (выдох облегчения): Да! Фууух… А оригинал вот.

Петрович (радостный, вставая из-за стола навстречу картине, которую реставратор бережно извлекает из пакета, принимает её в руки): Боже… Вот это радость… Это просто счастье, дорогой вы мой!.. Памятник нужно поставить… вашему головотяпству! (убедившись, что картина цела) …Странно. Почему они съели только Малевича? Там же поаппетитнее шедевры есть.

Реставратор: Не велите казнить, Сергей Петрович. Копию я ночью делал. Гляжу — краски-то черной нет! Кончилась у меня сажа газовая. И взял я в холодильнике остатки танинного черноплодного варенья… Она к чаю принесла… И вот я через трафарет набил… Над рефлектором посушил, всё потрескалось, в общем – от оригинала не отличить. Потому и попутал… А мышки, они ж сладкое любят…

Петрович (оторопело глядит на реставратора, даже очки со лба на нос перемещает): Хотите сказать, что народ… целый год любовался… черноплодкой?

Реставратор смущенно платком утирает со лба испарину. Петрович, с Малевичем в руках, начинает трястись в неудержимом приступе смеха.

Петрович: Сла… Сладкое любят!.. Мышки!..

Глядя на директора, реставратор тоже не удерживается от смеха, и так они и хохочут вдвоём, стоя у стола. Обернувшаяся Эмма недоуменно глядит на них с подоконника.

148.

Видеоряд под дикторский текст:

День. Город. Пурга. Эрмитаж и площадь с высоты птичьего полёта. Пурга иногда становится непроницаемо белой, а в её то и дело возникающих прорехах вдруг на мгновения видны всё удаляющиеся фрагменты города, другие фрагменты – Заячий остров с Петропавловкой, Исаакиевский собор, Стрелка Васильевского острова, река с прекрасными мостами, вдруг близко – игла Лахта-центра, стадион, залив с берегами, недалёкий Кронштадт с линейкой дамбы, вдруг – вообще весь регион, вся Россия, очертания континента, очертания океанов и материков, планета…

Дикторский текст:  Была ли эта история на самом деле — неизвестно, ведь люди знают далеко не всё, а звери так и не научились говорить, но она могла произойти в любом музее, в любом городе мира – там, где трепетно хранят память о прошлом, глубоко ценят искусство и искренне любят кошек.